3.5 Больное общество

Первый том позади.

Что я могу сказать? Мрак и тлен. На первом плане - загнивающее дворянство. Стремительно беднеющее, вырождающееся, утонувшее во всех возможных пороках, алчное и совершенно отупевшее. Никакого просвета.

Типичный пример. Некогда богатый род Ростовых стремительно нищает. И виной тому не какие-то политические или экономические процессы, а сам граф Илья Андреевич, хозяин праздный и безалаберный.

"...редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира..."

И тут же читаем:

"...Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф..."

"...Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере..."

Хорошо бы вместо балов сесть и плотно заняться хозяйством, но это скучно и сложно, а старый граф предпочитает жить спокойно, не вникая в проблемы и не расстраиваясь. В противовес ему - князь Василий. С деньгами у него тоже не все ладно, как и у старого Ростова. С одной лишь разницей – князь пытается всеми силами поправить свое положение. Но опять же, не теми силами, какими бы стоило. Был момент, когда я всерьез начала переживать за умирающего графа Безухова. Потому что с этих «князей» сталось бы придушить старичка подушкой и подменить завещание.

Подгнивающему обществу противопоставлен князь Андрей Болконский. В салон Анны Шерер он входит с таким лицом, что его, кажется, вот-вот стошнит.

"Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти..."

Вроде бы благородный рыцарь и луч света в темном царстве, ан нет. Будучи воспитанным этим же обществом князь Болконский сам носитель его пороков, а больший из них – гордыня. Болконский едет на войну за славой и уже видит себя на месте командующего армией. Ради славы он готов забыть семью, жену, ребенка, все-все.

«Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди — отец, сестра, жена, — самые дорогие мне люди, — но, как ни страшно и ни неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей»

Между Болконским и светским обществом мечется Пьер. Безвольный юноша лет 20, незаконнорожденный сын графа Безухова. Князь Андрей, пожалуй, только с ним приветлив, поскольку видит в Пьере хоть что-то живое и настоящее, пока не пораженное светской проказой.

"...князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли..."

А Пьер то ли по молодости, то ли по глупости, то ли по безволию все равно бежит сначала к Анатолю Курагину, потому что там весело, потом к Элен.

Сама ситуация с Элен просто эпичная. С Пьером она была холодна, если не груба, он же считал ее глупой и недалекой женщиной. Но стоило случиться наследству, как Пьер стал завидным женихом и Элен резко меняет к нему отношение. Да и сам новоявленный граф Безухов вдруг «поплыл», стоило сунуть ему под нос грудь третьего размера. И не такая уж Элен дура, и не такая уж она испорченная. Милая девушка в общем-то.

И так везде, у всех и во всем. Читать, если честно, было противно. Положительных персонажей пока что нет, а те, кто подают надежды - еще не раскрыты. Сопереживать получалось разве что затюканной отцом княжне Марье. Остальные же будто сошли с гравюр Калло о семи смертных грехах.

Говорят, что Толстой – тонкий психолог. Да, ему хорошо удается парой тонких штрихов описать не только состояние героя, но и целого общества. Однако вся эта психология какая-то очень поверхностная. Нет тут глубокого перерождения героев, нет копания в темных закоулках души.

Небо Аустерлица вообще стало одним большим разочарованием. В школьные годы эта сцена мне казалась куда более масштабной и глубокой. А теперь читала и думала, как бы ее описал Достоевский?

От сравнения Толстого с Достоевским я вообще не могла отделаться. Если у Ф.М. до самого дна, а затем через тернии к звездам, через покаяние к искуплению. То у Толстого я, похоже, так и буду вариться в этом гниющем супе до последнего тома. Печаль беда.