4 "– В двадцать лет все было по-другому. Я прекрасно помню, как я решила во что бы то ни стало быть счастливой."

Такая призрачно-прозрачная история в жемчужных серых тонах, совершенно точно возможная на экране только в виде чёрно-белого кино. Именно такова её экранизация 1961 года с блистательными Ингрид Бергман и Ивом Монтаном.

Поль 39 лет, и уже лет шесть она, как сейчас бы сказали, в отношениях с Роже. Не женятся они, потому что и так всё хорошо. Вроде бы. Или не совсем. Или совсем плохо... В начале они обговорили, что оба будут свободны.

Нет, не сможет она втолковать Роже, что она устала, что по горло сыта этой свободой, ставшей законом их отношений, этой свободой, которой пользуется лишь он один, а для нее она оборачивается одиночеством; не сможет Поль сказать ему, что порой чувствует себя одной из тех ненасытных собственниц, которых он так ненавидит…

Попав в ловушку собственного обещания "свободы", Поль начинает понимать, что так она жить не хочет. Одиночество, собственная ненужность, возраст - вот что страшит её больше всего.

Все страшнее становилась для нее роль поверенной, в которую она исподволь втянулась во имя взаимного понимания, во имя любви. Он был ее жизнью, хотя и забывал об этом, и она сама помогала ему забывать с весьма достохвальной скромностью.

У Роже, однако, вроде всё совсем хорошо. Маленькие интрижки, непременно кончающиеся после пары недель бурного секса, юные дурочки, которые заставляют и его чувствовать себя молодым - и спокойное место и человек, к которому можно вернуться. Чем не жизнь? Но тут Поль случайно встречает Симона - двадцатипятилетнего красавца, который, кстати, для своего возраста слишком уж инфантилен ("Симон искренне забывал, что не способен вовремя написать письмо и не потерять тут же на платформе билет! Он мечтал, продолжал мечтать, но теперь все его мечты влеклись к Поль, стекались как встревоженные реки в невозмутимо спокойное море."). Любовь? С его стороны - безусловно. Со стороны Поль - непонятно. Причём непонятно даже ей самой... А это довольно зыбкая почва, чтобы на ней выросло что-то стоящее...

Они столкнулись как-то вечером у входа в ресторан и разыграли втроем сценку из классического и несуразного, столь обычного в Париже балета: она издали слегка кивнула мужчине, на плече которого столько раз вздыхала, стонала, засыпала; он неловко поклонился ей, а Симон с минуту смотрел на него и не ударил, хотя у него чесались руки.

И что, в конце концов, есть любовь - постельные утехи или тишина, когда не надо вымучивать слов, феерия упрёков, скандалов и примирений или ... И есть ли она?

Почему это никто не желает отделять видимость от сути?