Нам часто кажется, стоит только сменить привычную “среду обитания”, и всё сразу же изменится, более того, всё непременно наладится. Последние станут первыми, непопулярные обретут должное внимание, одинокие наладят личную жизнь и так далее, и так далее, и так далее. А если вам, ко всему прочему, ещё и 16 лет… Может быть, всё это лишь набор стереотипов и ничего более. Или нет?

Мечты, мечтами, а в 16 (впрочем, справедливо и в 20, и в 25, и в 35) хорошо бы, если тебя кто-то настойчиво пнул навстречу изменениям. Познать что-то, что угодно, всё можно только на практике. Майлз Холтер решается сам перевернуть свою жизнь, точнее переходит учиться в новую школу, подальше от родителей, отсутствующих школьных друзей, непопулярности. Им движет поиск великих возможностей, ожиданий, свершений. Обычно всё это не работает, меняется внешняя среда, но не человек, человек, как раз, остаётся прежним. На первых порах он ещё может прикидываться, казаться кем-то другим, выстраивать себя по образу и подобию собственной противоположности, но, в конечном счёте, он возвращается к своему естественному облику. Разве что этот человек обретёт тех, кто примет его таким, какой он есть, кто избавит его от необходимости вечно проходить кастинги на неподходящие роли. Майлзу везёт именно в этом аспекте. Да, это книга, герою должно хотя бы иногда везти, но и в жизни такое тоже случается. Разве вам в жизни никогда не везло на встречи с нужными, “своими” людьми?

“…I'm going to read them all. I call it my Life's Library. Every summer since I was little, I've gone to garage sales and bought all the books that looked interesting. So I always have something to read. But there is so much to do: cigarettes to smoke, sex to have, swings to swing on. I'll have more time for reading when I'm old and boring.”

Честно говоря, я купился на название книги, думал, что это роман о приключениях на Аляске, причём обязательно с элементами философских рассуждений о жизни и всём сущем. Аляска оказалась не территорией искателей золота, а 16-летней девушкой (а была где-нибудь героиня по имени Алабама?), в которую невозможно не влюбиться и которая переворачивает жизнь каждого человека, который ей встречается. Строить какие-то отношения, жить вместе с такой особой сложно, если возможно, но… Нет, это ненужное послесловие из-за разницы в возрасте и, оттого, в восприятии, потому что не влюбиться в неё нельзя, а всеми другими вопросами задаёшься только, когда стареешь, взрослеешь, меняешься.

Что до главного героя, то Майлз Холтер возродил во мне образ сэлинджеровского Холдена Колфилда, только того Холдена, которого мы не застали в “Над пропастью во ржи”, того Холдена, который любит школу, ещё или уже не ненавидит этот мир (или большую его часть), который умеет веселиться, а не только хандрить, но который всё так же подвержен страстям, любви, ревности, того Холдена, который живёт в 2000-х. Может быть, Холден Колфилд стал для меня прообразом всех 16-летних литературных героев, не знаю.

У меня есть (была?) гипотеза, что книги лучше всего воспринимаются, когда возраст читателя совпадает с возрастом героя. Проще найти точки опоры, взаимосвязи, мир видится часто под теми же углами, кровь бурлит при тех же температурах. Тут у меня не совпало, лет так на 10 не совпало. Но книга мне очень понравилась, очень. Моя гипотеза слаба? Честно говоря, да, но если бы я за неё ухватился, то нашёл бы интересный аспект. Возраст автора во время написания этой книги практически совпал с моим, а, значит, взгляд на события, на воспоминания падает с одной высоты. Впрочем, оставим все эти “символы” и “знаки”.

“…why Alaska?” […]
“Always comes up eventually. All right, so my mom was something of a hippie when I was a kid. You know, wore oversize sweaters she knitted herself, smoked a lot of pot, et cetera. And my dad was a real Republican type, and so when I was born, my mom wanted to name me Harmony Springs Young, and my dad wanted to name me Mary Frances Young. […] So instead of naming me Harmony or Mary, they agreed to let me decide. So when I was little, they called me Mary. I mean, they called me sweetie or whatever, but like on school forms and stuff, they wrote Mary Young.
And then on my seventh birthday, my present was that I got to pick my name. Cool, huh? So I spent the whole day looking at my dad's globe for a really cool name. And so my first choice was Chad, like the country in Africa.
But then my dad said that was a boy's name, so I picked Alaska
[…] later, I found out what it means. It's from an Aleut word, Alyeska. It means 'that which the sea breaks against,' and I love that. But at the time, I just saw Alaska up there.”

Вернёмся к истории про подростков. У многих из них вместо имён прозвища (да, всё это было круто в своё время, примерно до того, как к тебе начали обращаться по имени и отчеству), они впервые пробуют сок этой жизни, впервые пьют алкоголь, курят первые сигареты, влюбляются, занимаются сексом, попадают в неприятности, создают неприятности для других, сталкиваются с неотвратимыми последствиями собственных действий. И ты знаешь, что что-то произойдёт, что-то обязательно произойдёт. Для недогадливых автор специально называет главы книги так, чтобы они что-то предвещали. Всё начинается за 136 дней до. До чего? Лично я пока читал эти главы “до” был уверен, что в итоге Майлз переспит с Аляской, точнее она с ним. Да, банально и без фантазии. Приятно, что всё оказалось, куда интереснее, печальнее, но интереснее, даже с философскими рассуждениями о жизни и всём сущем.

“Things never happen like I imagine them.”

[Пожалуй, я не буду раскрывать, что это за “до” и “после”, книга не потеряет от этого цельности, не распадётся на куски и не перейдёт в категорию одноразовых. Нет, но пусть просто останется немного тайны, если кто-то захочет прочитать роман.]

Если бы произведение Джона Грина проходили в школе на уроках зарубежной литературы, после обязательно было бы сочинение на тему любви в романе “В поисках Аляски”. Только вот “любовь” – понятие возвышенное, романтическое, возможно, это нечто вечное, прекрасное и недостижимое, и без этой аморфной субстанции никуда. Но в жизни нужно и что-то более простое, понятное, а, главное, осязаемое. Люди не только боготворят друг друга, не только жаждут свиданий под луной, когда они могли бы читать друг другу стихи, но им может быть просто хорошо вместе, или они могут встречаться только потому, что привыкли друг к другу и не хотят чего-то менять, или им хочется кого-то поцеловать, заняться с кем-то сексом или узнать, что такое минет. Откровения? Конечно, нет, но если тебе 16, плюс, ты никогда не страдал от чрезмерной популярности, не жил в мегаполисах и не проводил ещё более юные годы в постоянных тусовках, что ж, эти вещи вполне могут быть в новинку, и их надо испробовать, разогнать с их помощью романтический дурман, навеянный извне.

“… you don’t need to like a girl who treats you like you’re ten: you’ve already got a mom.”

Одна из лучших сцен секса описана у Пелевина в романе “Чапаев и пустота”, когда всё происходящее зависит только от фантазии читателя, причём каждый раз всё может быть по-другому, и в этой сцене нет ни чернухи, ни порнографии. Что касается сцены минета, то тут пальма первенства явно у Джона Грина. Всё, что естественно, то не безобразно, а иногда ещё и абсурдно смешно.

"…Lara randomly asked me, "Have you ever gotten a blow job?"
"Urn, that's out of the blue," I said.
"The blue?"
"Like, you know, out of left field."
"Left field?"
"Like, in baseball. Like, out of nowhere. I mean, what made you think of that?"
"I've just never geeven one," she answered, her little voice dripping with seductiveness. It was so brazen. I thought I would explode. I never thought. I mean, from Alaska, hearing that stuff was one thing. But to hear her sweet little Romanian voice go so sexy all of the sudden...
"No," I said. "I never have."
"Think it would be fun?"
DO I!?!?!?!?!?!?! "Urn. yeah. I mean, you don't have to."
"I think I want to," she said, and we kissed a little, and then. And then with me sitting watching The Brady Bunch, watching Marcia Marcia Marcia up to her Brady antics, Lara unbuttoned my pants and pulled my boxers down a little and pulled out my penis.
"Wow," she said.
"What?"
She looked up at me, but didn't move, her face nanometers away from my penis. "It's weird."
"What do you mean weird?"
"Just beeg, I guess."
I could live with that kind of weird. And then she wrapped her hand around it and put it into her mouth.
And waited.
We were both very still. She did not move a muscle in her body, and I did not move a muscle in mine. I knew that at this point something else was supposed to happen, but I wasn't quite sure what.
She stayed still. I could feel her nervous breath. For minutes, for as long as it took the Bradys to steal the key and unlock themselves from the ghost-town jail, she lay there, stock-still with my penis in her mouth, and I sat there, waiting.
And then she took it out of her mouth and looked up at me quizzically.
"Should I do sometheeng?"
"Urn. I don't know," I said. Everything I'd learned from watching porn with Alaska suddenly exited my brain. I thought maybe she should move her head up and down, but wouldn't that choke her? So I just stayed quiet.
"Should I, like, bite?"
"Don't bite! I mean, I don't think. I think—I mean, that felt good. That was nice. I don't know if there's something else."
"I mean, you deedn't—"
"Urn. Maybe we should ask Alaska."
So we went to her room and asked Alaska. She laughed and laughed. Sitting on her bed, she laughed until she cried. She walked into the bathroom, returned with a tube of toothpaste, and showed us. In detail. Never have I so wanted to be Crest Complete.
Lara and I went back to her room, where she did exactly what Alaska told her to do, and I did exactly what Alaska said I would do, which was die a hundred little ecstatic deaths, my fists clenched, my body shaking. It was my first orgasm with a girl, and afterward, I was embarrassed and nervous, and so, clearly, was Lara, who finally broke the silence by asking, "So, want to do some homework?"

И в завершении:

"When adults say, "Teenagers think they are invincible" with that sly, stupid smile on their faces, they don't know how right they are. We need never be hopeless, because we can never be irreparably broken. We think that we are invincible because we are. We cannot be born, and we cannot die.
Like all energy, we can only change shapes and sizes and manifestations. They forget that when they get old. They get scared of losing and failing. But that part of us greater than the sum of our parts cannot begin and cannot end, and so it cannot fail."