5 Города , реки и СИБИРЬ

Рассказ о Городе, в котором родился, рос, учился и который, повзрослев, покинул. Рассказ о детстве, немного о родителях, о деде - на фоне неназванного в книге Города, стоящего, как почти все в Сибири города, - на Реке. По возможности честно, просто, иногда с грустью по прошедшим годам и оставшимся в них реалиях, общих для всех небольших сибирских городов советских времен. Есть ощущение утраты чего-то вместе с отрывом не просто от города, но от этого загадочного пространства с названием СИБИРЬ. Хотя не раз повторяется мысль о стремлении, живущих в этих мало чем примечательных, привязанных к определенному производству городах, любой ценой вырваться из них, покинуть, стать жителем Большого Города. Как правило, удается это немногим.
С особым ощущением читал эту повесть. Я тоже родился, вырос, жил и живу в маленьком сибирском городе, городе на реке, название которого многим вообще ничего не говорит. А расстояние между нашими городами совсем небольшое (и не только по сибирским меркам). 469 км (посмотрел сейчас в Википедии). И уже не думаю о больших городах. Это не жалоба, не брюзжание. Так сложилась жизнь. Да и особого желания «вырваться» не было никогда. А вот восприятие города, людей, живущих в Сибири, рассказы о событиях из школьного детства, размышления о том, с чего начинается собственно человек как личность, что выделяет тебя из общей фоновой картины материального мира, что является в этом мире истинно твоим, существующим только вместе с тобой - здесь были точки соприкосновения с книгой.
А дальше будут цитаты. Мысли и слова, «зацепившие» сразу, фрагменты, позволяющие почувствовать особенности авторского стиля, знакомство с которыми, возможно вызовет желание прочитать и всю книгу. Она того стоит.

Мой город – не старый город. Он и не может быть старым. Он же сибирский город.

в струях фонтана иногда застревал кусочек радуги…

Я не хотел жить нигде, кроме своего родного города. Хотя, если быть совсем точным, я и в своем городе жить не хотел. Я просто жил в нем и не сомневался.

однажды, стоя в одном не самом большом и не самом красивом итальянском городке, на мосту через чистую маленькую речку с быстрыми рыбками, я подумал: «Вот как так? Вот эти люди родились здесь, среди прекрасных гор,виноградников, до моря рукой подать, они веселые, у них так тепло, вкусно и красиво. Италия!!! Они родились здесь и палец о палец не ударили, чтобы жить среди такой красоты. А я просто родился в сибирском городе, и у меня все не так. Я родился там, а они здесь. Как же так! Как несправедливо…»

А куда ехать? Как ехать? А главное, что должно было быть там, чего нет в родном сибирском городе? А еще точнее, чего там быть не должно, что есть в наших местах и из-за чего имеет смысл ехать?

Мне приятно было видеть, какое впечатление и ужас расширяли глаза моих южных слушателей. –35 °C для них были невероятной температурой. Я чувствовал себя закаленным, сильным, опытным, а главное, приобщенным к какому-то великому братству, некоему благородному Сибирскому ордену, спаянному неведомыми южанам морозами, снегами и льдами. ... Они не могли представить себе темное утро с морозной дымкой, висящей даже не в воздухе, а как будто притупляющей зрение. Люди идут ссутулившись, и на поднятых воротниках и опущенных ушах шапок иней. Деревья все белые от тонкого искристого налета, они неподвижны и, кажется, звенят от своей промерзлой хрупкости. Из скрипа снега под ногами как бы убрали низкие частоты, и он превратился в тихий визг. На автобусной остановке люди переминаются и дышат сквозь шарфы и рукавицы, газетный киоск весь побелел и светится просто, как кусок льда. Машины едут мимо, оставляя облака дыма и пара, и эти облака тут же превращаются в морозную дымку, которая притупляет зрение. ... Как же страшно выходить в такой мороз. Пугает сама цифра. Пугает показание термометра. Или когда слышишь по радио, что температура воздуха –42 °C, это пугает само по себе. Выходя в такой мороз, страшно сделать первый шаг, первый вдох. Но вот ты шагнул, потом вдохнул – и ничего страшного, ничего особенного.

Житель Омска может сказать жителю Иркутска, если они встретятся где-нибудь на черноморском курорте… Он скажет: «Земляк!» А тот будет не против и даже рад. Они земляки, хотя между их городами легко уляжется вся Европа от Финляндии до Португалии. Вся Европа со всеми разными языками, диалектами, разными церквями, политическими устройствами, с разнообразными национальными типами и прочим, и прочим. Ну, представляете, что находится между Финляндией и Португалией! Сколько разнообразных кухонных традиций там, сколько гастрономических изобретений. И в каждой стране еще свои традиционные алкогольные напитки и способы их потребления. А от Омска до Иркутска едят и пьют, в общем-то, одинаково и одно и то же.

где граница между чем-то и Сибирью? Мне нужно знать! Мне необходима система координат. Мне необходимо чувствовать особенность моего родного края. И не горсть мелких, едва различимых особенностей, а какую-то существенную, выпуклую, пусть даже режуще острую, но особенность.

«Да они там жизни не знают», – звучит в Сибири по поводу всех несибиряков. И в этих словах всегда есть не высокомерие, а какое-то снисходительное сочувствие, этакая жалость с едва заметной улыбкой на губах. С такой улыбкой смотрят взрослые и мудрые на неопытных и глупых.

Как и когда выработалось в Сибири и у сибиряков то самое «знание» и понимание, что есть «настоящая жизнь»? Как укоренилось четкое понимание, что значит вести себя «по-сибирски» и «не по-сибирски». Границы этих правил ясны и проведены четко, в отличие от неясности и размытости границ самих сибирских территорий. Каждый сибиряк знает, что он сибиряк, а значит, он обладает особенными качествами, и он знает эти качества… Сибиряк знает, что уже по факту места рождения он верный друг и честный товарищ, он открытый и мужественный человек, обязательно щедрый, готовый отдать и снять с себя последнее. Сибиряк – человек с острым чувством справедливости. Он обладает некой широкой душой и еще всем известным сибирским здоровьем. Если он ест, значит, ест, если пьет, значит, пьет. Он знает, что мелочность – это плохо, и ее в нем нет.
...без ощущения своей особенности, уникальности и силы и без разговоров об этом он не сможет жить, он затоскует, или понесет его невесть куда. Туда, куда уже многих унесло без возврата. И еще без ощущения этой особенности он не станет себя соответственно этой особенности вести и жить в соответствии с ней.
И вот так он будет сидеть у телевизора в какое-то морозное зимнее воскресенье, смотреть по телевизору программу про жизнь животных. Будет смотреть на акул в бирюзовом и теплом море, или на удава в каких-то джунглях, или поглядит на удивительную жизнь дельты Амазонки…
– Каких только тварей нет, а! – скажет он с отвращением. – Слава богу, у нас всей этой дряни не водится, – добавит он еще, плюнет и пойдет на кухню, откроет форточку и будет курить у окна.
А за окном февраль, сильный ветер, воскресенье, и почти нет людей на улице, и машины проезжают редко-редко. И до весны еще надо дожить.

Там, в Сибири, которая таким широким мазком намазана на поверхность нашей планеты.