Интересно то что, я только что смотрел лекцию по Волшебной Горе, книгу которую прочёл перед Игрой в Бисер, и в конце лекции кто то из зала сказал что читал Игру в Бисер перед Волшебной горой, и заметил что Йозеф Кнехт убежал в мир, а Ганс Гасторп наоборот убежал в замкнутость.

Я лишь хочу сказать, что чрезвычайно счастлив что я прочитал два величайшый романа 20 века, в 20 летнем возрасте я ощущаю себя отлично.


Ну чтож о Игре в Бисер, Игра нечто совершенно абстрактное, понятное только строго виренным роботам, в сложной иерархической цепи.

Понять изнутри Кастальский уклад ее систему, это что-то наверно опять таки строго математическое занятие, но не без доли дарвинизма и природы человека конечно.

Все последовательно и строго, и с одной стороны понять архитип Касталийца трудно, ибо действительно строго говоря мы знаем только Кнехта и его Кента Тегуляриуса.

И  как замечал святой бенедиктинец если в Касталии все такие как Тегуляриус то нет ничего хорошего в этом.

Следовательно Касталия это глубоко замкнутое место, строгая иерахия но для великой цели, выше чем религия и Бог, Касталия это иерархия Игры, чего-то вашего чем искусство, строго метафизическое.

И все по канонам должно быть, Магистр Музыки, шкет Кнехт, аскеза и вечное движение в добродетель, и нет тут совсем не том что от человеческой природы не уважать, Гессе не превращает это все в гнусную антиутопию, нет.

Тут дело в том, как это все выверено, как Кнехт уходит или как он черт побери умирает, парадоксально но по аналогии с Волшебной горой, Кнехт в горах чуствует в первый день недомогание, из-за высоты и этого высокогорного воздуха.

Неужели и там и там дело в войне?
Неужели война действительно подстегнула Манна и Гессе ?

Я не знаю, мне 20 лет, я очень слабо представляю себе глубину таких вещей.


Я лишь хочу сказать, что считаю Йозефа Кнехта самым великим персонажем из всех книг которых я читал, их мало на самом деле, но все таки.

Такая касталийкая холоднокровность, трепет и робость.

Я все таки, очень счастлив был когда прочитал вторую историю Йозефа Кнехта про двух монахов, которые пошли друг к другу покаяться, и все же конец великого произведения, дал мне большую почву для счастья, в первую очередь эстетическую, а вторую конечно этическую, черт возьми только диктат морали только власть над собой и своими поступками.
А остольное, все то глубоко благоговейное, и слава богу антинигилистическое и антиницсшеанское мне предстоит узнать позже, черед жизненный опыт и все такое.

Спасибо Браза Гессе за нечто такое охуенное.