5 Синяк на душе

Читать такие книги сейчас мне просто нельзя, и то, что я дотянула до декабрьской сутолоки – непростительная глупость. Что такое 345 электронных страниц? Повестушка, эскиз, история на один зубок. Вот только «Облако» - ни первое, ни второе, ни третье. Это концентрированная боль, незаживающий синяк на душе. Это то, что должно быть предостережением, но в моей реальности – вполне возможное завтра. Тема Чернобыльской катастрофы никогда не была для меня проходной, а потому трагедия Янны-Берты, пусть и перенесенная в другие земные координаты, была в игре выбором осознанным и даже желанным. Мне бы вот прочитать эту книгу хотя бы весной, когда во мне еще жила какая-то призрачная надежда и вера в человеческое благоразумие, но… Все сложилось так, как сложилось.

А что же Янна-Берта? У Янны-Берты была семья. Мама, папа, Ули, Кай, Йо, бабушка Берта и дедушка Ханс-Георг, уютный дом на горе, пятьдесят одна ступенька до входной двери, шапки гераней на балконе, мечты… А потом на Графенрайнфельде, атомной станции близ Шлица, городка, где жило семейство Майнеке, случилась авария, и мир, прекрасный и солнечный мир пятнадцатилетней девчушки дал трещину и осыпался тысячью осколков. Не вернуть, только собрать на совок да отнести на мусорку. Вот только никто не заменит его на новый, и на груде осколков нужно начать новую жизнь… Только как?
Как начать эту чертову новую жизнь, понимая, что мама и папа никогда больше не вернутся и не обнимут? Как спать по ночам, зная, что Ули, забавный младший братишка, так любивший картофельные оладьи и своего плюшевого медвежонка, остался там, один, в рапсовом поле? Как вставать с колен, если все, на что ты сейчас годишься, это милостыня и сочувствие? И так страшно день за днем терять и терять волосы, ведь девочка с лысой головой – это дико, это нужно спрятать под шапкой, а лучше париком, да так чтобы никто и не догадался, да так чтобы никто не испугался и лишний раз не задумался… Как?
… А Янна-Берта и Ули, уставшие и напуганные, навернувшие километры на велосипедах до соседнего города в попытке спастись от злосчастного облака, ели хлеб с сыром на свежем воздухе, присаживались на траву, ополаскивали лицо и пили из канавы, а у меня, изучившей аварию на ЧАЭС от корки до корки, заходилось сердце. Пятьдесят страниц и выдохнуть, больше не одолеть.
… А пока они ехали по обочине трассы, еле поворачивая педали, кто-то в это время упихивал в машину половину свиной туши. Не пропадать же добру! У других, пролетающих мимо, стекла задраены, на лицах безразличие. Учителя, врачи, почтальоны, милая продавщица из мясной лавки и другие добрые знакомые из прошлой жизни, не готовые выкинуть лишний хлам из машины, чтобы посадить двух детей. Не плакать, оставить до завтра.
… А старость не всегда равна мудрости, и даже пожилая женщина может не пустить на порог ребенка, не напоить, потому что ей страшно за свою шкуру. Не она ли потом не захочет знать правду? Не она ли потом охотно поверит в иллюзию наладившейся жизни? Не она ли потом перейдет на другую сторону улицы, увидев на пути исхудавшего лысого ребенка? Не она ли потом, как дедушка Ханс-Георг, решит, что все случившееся – не больше чем истерия, раздутая зеленым сбродом? Она. Она. Миллионы таких. Я их знаю, я их вижу в сети, на работе, да что там, даже дома.

Нет у меня сил рассуждать. Нет у меня хлестких фраз, умных выводов. Растеряла к концу года. Я не хочу никаких сравнений с прошлым и настоящим, никаких примеров из реальной жизни, никаких пророчеств, не хочу ни повестки, ни политики. Мне и так больно.

Я хочу синего бесконечного неба над головой. Я домой хочу. Я хочу жить.