3 "Я себе героев иначе представляю..."

В тени высокой липы, на берегу Москвы-реки, недалеко от Кунцева, в один из самых жарких летних дней 1853 года лежали на траве два молодых человека...

Тургенев не был бы Тургеневым, если бы не начиналось его произведение с описания природы. Сразу же с первых страниц пахнет и резедой, и старыми пыльными страницами откуда-то эхом доносящихся из глубин памяти. Читать Тургенева - как почувствовать давно забытый вкус чего-то, что когда-то было частью рациона.
Уже писала раньше, что произведения Тургенева вызывают одни и те же эмоции - под этим подписываюсь и после прочтения "Накануне". Вот вроде бы есть светлое и чистое - герои ничего примечательно гнусного не совершают, а все равно на горизонте тучи... Так всех жалко, сердце щемит от тоски по несбыточному, и больно за всех. После прочтения же наливаются все уголки души свинцовой тяжестью.

Дебаты либералов и консерваторов остались в прошлом - история танком прошлась по представлениям обоих сторон, так что до нас дошли всего лишь отголоски былой драмы и уже существующие в некотором историческом вакууме менее известные произведения мастодонтов русской классики. Как запах озона перед грозой, в "Накануне" отразилось то, что десятилетиями висело в воздухе, прежде чем бабахнуть. Славянские страны, помучавшись еще немного, получили-таки свою независимость, чтобы потом снова ее потерять, а вот то, что произошло с Россией, не смог бы предсказать даже самый эксцентричный пророк. Тургенев на многое надеялся, но не многое оправдало его ожиданий.

Ну, к героям. Я оставлю Инсарова и Елену на глубокое обсуждение кому-то другому, потому что, если говорить на чистоту, как герои они показались мне довольно однобокими на фоне второстепенных персонажей вроде Шубина, Берсенева или того же Увара Ивановича - какой колорит! Шубин - глубокий и трагикомический герой, глубина эмоций которого для меня не идет ни в какое сравнение с выхолощенной любовью из шестикопеечных романов Елены и Дмитрия, где любовь горит ярко и требует жертв, героини отрекаются от себя и жизнь кончена.

Не обошлось тут и без женщины-вамп в образе любовниц Николая Артемьевича, как и в "Вешних водах". И, конечно, любовь по-тургеневски - это боль. Боль для Берсенева, боль для Шубина, боль даже для тех, кто, казалось бы, вытянул счастливый билет и может наслаждаться обществом друг друга. Тот еще пессимист наш Тургенев. А ведь как точно порой подмечает вещи:

"Он с своею землею связан - не то что наши пустые сосуды, которые ластятся к народу: влейся, мол, в нас, живая вода!"

И внезапно со страниц как-то повеяло достоевщиной:

"Меценат из татар хохотал, гости мецената смеялись, а никому не было весело, и, расставшись, все злились. Так два малознакомых господина, встретившись на Невском, внезапно оскалят друг перед другом зубы, приторно съежат глаза, нос и щеки и тотчас же, миновав друг друга, принимают прежнее, равнодушное или угрюмое, большей частию геморроидальное, выражение."