5

Историю поисков совершенного языка Умберто Эко называет историей мифа и надежды. А ещё историей утопии, ознаменованной рядом провалов. И в этом своём восприятии он нежнее многих поэтов, воспевающих бутоны роз и мягкость ланит. Меня завораживает тот пыл, с которым люди тратили жизнь на то, чтобы выяснить, на каком языке разговаривали ангелы или на каком языке происходила коммуникация до Вавилонского столпотворения. Есть в этом что-то безмерно трогательное и не изживающее себя до сегодняшнего дня. Так, Эко цитирует известного русского лингвиста Вячеслава Иванова, который в 1992 г. написал:

«Каждый язык представляет собой некую модель Вселенной, семиотическую систему понятий о мире, и наличие 4000 разных способов описать мир делает нас богаче. Сохранность языков должна беспокоить нас больше, чем экология».

Я очень люблю Эко за то, что он даже в своих научных работах не столько излагает факты, сколько ловит дух времени или дух идеи, как в этом случае. Но при этом следует признать, что «Поиски совершенного языка в европейской культуре» будут интересны двум категориям читателей:
1) лингвистам (я намеренно не уточняю специализацию, потому что книга может быть интересна как тем, кто занимается историей лингвистики, так и тем, кто занимается, например, вопросами перевода: есть в книге несколько сугубо научных, но любопытных идей);
2) коллекционерам ненужных знаний вроде меня. Мне просто было интересно, чем исторически обусловлено появление «эсперанто». Кроме того, я люблю Эко, причем не только за его трепетное отношение к истории, но и за то, что после его работ мир обретает последовательность и преемственность. Цепочка «Аристотель – Раймунд Луллий – Джордано Бруно» уже не кажется лишенной смысла.
К явным достоинствам этой книги, кроме уже названных, я бы отнесла:
- неплохое издание (так, указано и оригинальное название каждой упомянутой работы, и его перевод);
- полное раскрытие темы (кстати, большая часть Интернет-публикаций об ученых вроде Мемье, особенно на русском языке, почти полностью скопирована у Эко);
- несмотря на научный, а не научно-популярный стиль, книга написана доступно. То есть главу о комбинаторике может прочитать даже человек, который при слове «факториал» покрывается холодным потом.
К серьезным недостаткам я бы отнесла ошибки в переводе: от безобидных, когда привычный и знакомый доктор Огюст Керкгоффс превращается в неизвестного Августа Керкхоффса, до серьезных, когда, например, «Хроники» Салимбене Пармского вдруг из XIII столетия волшебным образом переносятся в XVII.
А главное, следует учитывать тот факт, что «Поиски совершенного языка в европейской культуре» - это дань объединенной Европе, ответ на политические процессы, которые происходили в тогда только появившемся Европейском Союзе. Два десятилетия спустя идея объединенной Европы вызывает скорее осторожный скепсис, чем восторг. Эта книга, как и вся серия «Становление Европы» - ответ на конкретный социальный запрос, который ограничивает и стиль, и тему.
Тем не менее, это всё тот же любимый мной Умберто Эко, способный из научного текста сотворить поэзию - в данном случае, пожалуй, гимн.

Хотя различия часто важнее, чем тождества или аналогии, самым передовым ученым, занимающимся когнитивными науками, наверное, будет небесполезно время от времени обращаться к предшественникам. Представители некоторых философских школ в Соединенных Штатах утверждают, будто для того, чтобы философствовать, не обязательно обращаться к истории философии: это неверно. Это то же самое, что сказать, будто можно сделаться художником, ни разу не видев картины Рафаэля, или писателем, никогда не читав классиков. Теоретически такое вероятно, однако «примитивный» художник, обреченный на неведение прошлого, всегда узнаваем; его и называют naïf. Зато именно пересматривая проекты, зарекомендовавшие себя утопическими и неудачными, можно заранее увидеть границы своих собственных исследований, предусмотреть неудачу любого начинания, которое изначально замышлялось как дебют в полной пустоте. Перечитывать то, что написали наши предки, — не археологическое развлечение, а иммунологическая предосторожность.