5

Есть мнение, что книги, написанные для детей, не требуют особой вдумчивости, детального рассмотрения. «Сказочки», мол,… есть куда более «сурьёзная» литература – вот про неё и будем писать свои шибко умные исследования.

Слава богу, что такое мнение становится всё более и более непопулярным. И во всякое время находятся люди, издательства, учёные, которые с должным внимание относятся к детской литературе, к сказке.
Имя Мирона Семёновича Петровского стало для меня открытием. И немудрено: «презренная наша т.н. литературная общественность третировала М. С. Петровского как бесчиновного провинциального специалиста по малоподвижным предметам» (С. Лурье). Иными словами, не давали хода его работам.

Мирон Петровский в этой книге говорит о детской литературе как о некой мифологии, о художественном фундаменте, на котором стоит любой человек, знает он это или не знает, хочет этого или нет.

Сказка в чтении нынешних детей стала чем-то вроде «возрастного мифа» - передатчиком исходных норм и установлений национальной культуры. Сказка превращает дитя семьи – этого папы и этой мамы – в дитя культуры, дитя народа, дитя человечества.

Сама по себе книга очень ценна, не бесспорна, естественно, но при этом чрезвычайно любопытна. Петровский касается здесь пяти произведений детской литературы. Это «Крокодил» К. Чуковского, «Сказка о Пете, толстом ребёнке, и о Симе, который тонкий» В. Маяковского, «Вот какой рассеянный» С. Маршака, «Золотой ключик, или Приключения Буратино» А. Толстого, «Мудрец из страны Оз» Ф. Баума (ну и переделку А. Волкова соответственно).

Меня очень подкупило, как тонко и с большим умом подходит Мирон Петровский к этим текстам. Он не даёт нам здесь подробного литературоведческого анализа. Скорее, Петровский – историк литературы. Но такой историк, как надо. Который не просто сообщает нам о тонкостях замысла, о преемственности, но и пытается с большим мастерством дать нам ключи к пониманию каждого из этих текстов.

Конечно, почти революционной стала для меня глава о «Золотом ключике» А. Толстого. Всеми любимая сказка, оказывается, имеет очень интересную историю рождения. Петровский разрушает миф о Буратино с самого начала: Толстой просто НЕ МОГ в детстве читать сказку Коллоди о Пиноккио, как он утверждает это в предисловии. Толстой ознакомился с ней много позже. При этом он вместил в свою сказку все свои непростые отношения с Серебряным веком: с Блоком (Пьеро – его прообраз, Мальвина прообраз блоковской возлюбленной), со знаковыми образами (роза, ключ(!), куклы и кукловод, театр и др.) Как утверждает Петровский, в «Золотом ключике» заключена большая ирония. И если этот пародийный слой иметь в виду, сказка Толстого адресована не только детям, но и взрослым как особый жанр «театрального романа».
Всё это очень интересно и ужасно доказательно. Но у меня есть по этому поводу пунктик: Толстой написал сказку, создал особый мир, который живёт почти независимой жизнью от всех этих мистификаций и кодов. Что нам может дать вся эта кутерьма с Серебряным веком? Информацию, не более того. Так как сказка о Буратино уже самодостаточна и не требует хирургического вмешательства в себя. Повторюсь: мне было очень интересно узнать об этом. Но Петровский показался мне здесь чересчур навязчивым. Не верю до конца!

Намного тактичней выглядит глава о Муреце из страны Оз. Петровский предлагает нам понять сказку через основополагающие философские истины (он Канта имеет в виду). При этом сказка предстаёт не как путешествие Дороти домой через приключения, а более глубокой историей о самопознании человека. Здесь верю Петровскому!

Поскольку дары, полученные от Оза Страшилой, Дровосеком и Львом, фиктивны, становится ясно, что важен не волшебник Оз, а путь, проделанный героями. Становится ясно, что веру в самих себя - в свой ум, свою доброту и смелость, в свои человеческие возможности - наши герои приобрели (или проявили) сами, в своём совместном путешествии, преодолевая преграды при помощи этих, будто бы отсутствующих у них качеств.

Глава о сказке Маяковского - едва ли не самая удачная в книге. Очень точно автор схватывает природу митинговой поэзии Маяковского. В его стихах нет детей – есть будущие взрослые, нет настоящего – есть светлое будущее. Вот эту однобокость и в то же время всеохватность Маяковского автор чётко осознаёт и доносит до нас. Снова верю!

В главах о Чуковском и Маршаке Петровский уходит в историю создания, в упоминание о многочисленных аллюзиях. Как ходила та самая крокодила и как хорошо всем было. А также о чудаке Маршаке Рассеянном. Верю? Ну почему бы и нет?

Прекрасная книга. Спорная книга. Её можно долго обсуждать. Но одна мысль бесспорна и особо мне мила. Любой художник слова вбирает в себя, как губка, всё: различные процессы в литературе, конфликты времени, собственные согласия и разногласия. А на выходе истинно талантливый поэт и писатель создаёт нечто абсолютно новое и неповторимое.
Браво, Петровский – умён, как чёрт! Ура тебе, поэт! Ура тебе, писатель!.