4 “I realised that the more one aged, the more it mattered to stay alive.”

И снова мета-проза! Много-уровневое, много-слойное произведение со множеством мотивов; с переплетением прошлого и будущего, реального и вымышленного; и с массой философских рассуждений о жизни и искусстве.

Пожилой (70+) художник-иллюстратор Даниэле приезжает по просьбе дочери в родной Неаполь, из которого он давным-давно уехал. Дочь Бетта с мужем Саверио и четырехлетним сыном Марио живут в той самой квартире, где художник вырос. Они уезжают на конференцию и просят дедушку присмотреть за внуком во время их отсутствия. Все, вроде бы просто и жизненно, НО…

Дедушка переживает серьезный экзистенциальный кризис: всю жизнь он жил только для себя, лелея свой «великий талант художника», и вдруг обнаружил, что время его ушло, рисунки его уже не так хороши как когда-то, а срочная работа (иллюстрации к рассказу Генри Джеймса «Веселый уголок») никак не выходит. Кроме того, он только что перенёс серьезную операцию и совершенно не представляет, что делать с 4х летним сорванцом, который к тому же не по годам развит. На протяжении всей книги бойкая энергия и юность Марио только подчеркивают физическое и психическое увядание Даниэле и заставляют его все более сомневаться в себе.

Рассказ, для которого Даниэле должен сделать иллюстрации, это типичная готическая история с призраками (где-то в середине книги мне пришлось перечитать рассказ Джеймса, чтобы лучше понимать все переплетения и аллюзии). И атмосфера, созданная Старноне, вполне соответствует: надвигающаяся буря (причём, как в природе, так и в отношениях между родителями мальчика, Беттой и Саверио; между Даниэле и дочерью; между дедушкой и внуком; и даже между соседями); на дворе ноябрь; завывает ветер, слышатся раскаты грома…и именно в этот момент Марио решает «подшутить» над дедушкой, заперев его на балконе, дверь которого открывается только изнутри. И вот ко всему прочему добавляется ощущение клаустрофобии; балкон, который с детства был для Даниэле символом риска и одиночества (ведь его безумно боялась мама), но а то же время убежищем и средоточием свободы; внушает теперь художнику почти животный ужас, поскольку вполне может стать местом его смерти. В общем, конечно, та ещё «невинная шуточка».

Честно говоря, книга оставила после себя довольно гнетущее впечатление, возможно, из-за концовки, которая показалась мне довольно трагической.

Книгу я читала на английском, а великолепном переводе Джумпы Лахири.