4

Тот градус экспрессии, который для меня в книжках без картинок уже невыносим, я охотно прощаю комиксам. Особенно если достигается он равными усилиями со стороны писателя и художника. К Лоренцо Маттотти у меня вообще нет вопросов: вряд ли кто-нибудь воплотил бы эту историю в графическую новеллу лучше, чем он. Кадры «Стигмат» балансируют где-то между уверенным, профессиональным террором линий и автоматическими каракулями — вроде тех, что вызывают непременный интерес, если подаются как «творчество душевнобольных». Маттотти наверняка хорошо представлял, какой будет его аудитория: чтобы заставить снобов вроде меня, однажды решивших, что вот мы и до комиксов доросли, ощутить всю боль деклассированного героя, мало будет натуралистично (по меркам черно-белого экспрессионистского комикса) продырявить ему руки. Поэтому он использует перекодированные в формат статичных картинок крики, всхлипы, детский лепет и зубовный скрежет, — весь спектр трудноартикулируемых эмоций, которыми захлебывается безымянный святой из трущоб. Художник преуспевает в этом настолько, что, когда герой перестает наконец трепыхаться и горланить — продолжая лишь привычно истекать кровью, — в ушах все еще звенит, а в глазах рябит.

К Клаудио Пьерсанти, автору собственно истории, вопросы есть. Местами кажется, что «Stigmata» транслирует нечто вроде «я прошла афганскую войну и желаю всем пройти ее»; если бы персонаж до того, как достиг просветления, не обретался в полном мраке, такая апология мученичества перевела бы половину событий книги в категорию unintentionally hilarious, — как то, например, что жену героя уносит от него на надувной утке. Но к тому моменту, когда П. узнает историю Иова, он уже в состоянии скорбеть о его потерях больше, чем о своих, поэтому комический эффект благополучно сходит на нет. Книга, впрочем, мало похожа на памфлет о происках бога. Ее герой — не пророк, а некто вроде уайлдовского Великана, которого бог-мальчик не отвел в обещанный сад (неважно, что в видении героя божество выглядит навроде маккеевского Малыша Сэмми). Поэтому брошенному П. приходится самому стать садом — для себя и других.

Важная и неоднозначная книга. Уже дописывая свой сумбурный отчет, узнала, что ее умудрились экранизировать. Вот этот кусочек скудными средствами кинематографа (не думала, что когда-то употреблю такую фразу) примерно дает понять, с чем вы столкнетесь, если в качестве чтения на вечер выберете «Стигматы».