5 Бочка мёда с ложкой дёгтя

Елисеева О.И. Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины. — М.: Молодая гвардия, 2008. — 597 [11] с.: ил. — (Живая история. Повседневная жизнь человечества). — Тираж 5.000 экз.

Ольга Игоревна Елисеева (р. 1967), выпускница Московского историко-архивного института и кандидат исторических наук, успешно подвизается в литературе научно-популярной и развлекательной. Ей удалась издать уже четыре десятка книг всех жанров, и такая плодовитость, конечно, подозрительна: массовая продукция редко бывает надлежащего качества. Рецензируемую книгу я начинал читать с некоторым предубеждением. Но опасения мои быстро развеялись: книга оказалась хотя и не безупречной, но в целом довольно корректной с научной точки зрения. Пишет Елисеева легко, эпоху Екатерины Великой знает прекрасно.

Первые две главы посвящены самой императрице, показанной в чисто личностном аспекте, и её двору. Третья глава — праздникам и развлечениям дворянского общества. Четвёртая — дворянской семье. Пятая — повседневному быту и нравам дворянства, взаимоотношениям дворян с зависимыми людьми. Не оставлены без внимания и типичные пороки благородного сословия. В последней, шестой главе, анализируется отражение реалий русской жизни в записках иностранных гостей, путешественников и дипломатов. Характеризуется также отношение русских к иностранцам (которое, в зависимости от целого ряда факторов, существенно различалось).

Библиография этой книги скудновата: занимает менее двух страниц, до ещё и составлена небрежно (при сравнении со ссылками в примечаниях видно, что кое-что пропущено). Впрочем, растянуть библиографию до полных двух страниц всё равно не удалось бы. Но немногочисленные источники, преимущественно мемуарные, равно как и материал единичных научных монографий, использованы Елисеевой с незаурядным мастерством. Текст чрезвычайно насыщен цитатами, которые органично вписаны в ткань повествования. Привлечены и некоторые шедевры портретной живописи. Жаль только, что Елисеева перевирает даты (даже в простейших случаях, когда картины подписаны и датированы самим художником). И не надейтесь увидеть на вкладках с иллюстрациями репродукции всех картин, упомянутых в тексте. Подбор иллюстраций, в общем, неплохой, но совершенно произвольный.

По «закону подлости», именно самые интересные наблюдения Елисеевой, относящиеся к портретам, как раз и не иллюстрированы. Но я сейчас это исправлю, а заодно и продемонстрирую на конкретном примере стилистику книги.

Среди работ Д. Г. Левицкого есть два портрета одной и той же женщины. Они отстоят друг от друга на несколько лет, но какая перемена! На первом, датируемом 1776 годом, изображена весёлая девушка, полная и круглощёкая, с простодушным, милым лицом, тронутым нежной полуулыбкой. Модель как бы придвинута к зрителям, точно готова выглянуть из рамки. Белое девическое платье и светло-зелёная лента в волосах немного не гармонируют с пышными, явно женскими формами портретируемой. Кажется, что она старше наряда, который на ней надет. Это Мария Алексеевна Дьякова, её образ часто воспроизводится в художественных альбомах русской живописи XVIII века.

Левицкий Дмитрий Григорьевич (1735—1822). Портрет Марии Алексеевны Дьяковой. Государственная Третьяковская галерея.
Справа на фоне подпись: П.Левицкiй. 1778. Году.

На втором портрете, относящемся к 1786 году, нас приветствует светская дама, сдержанная, величавая, чуть отклонившаяся в глубину холста. У неё приятное, полное достоинства лицо с печатью усталости. На первом портрете глаза девушки опущены долу, тем не менее зритель находится в прямом контакте с изображённой, точно её близкий знакомый. Вторая дама смотрит прямо, её взгляд сосредоточен на наблюдателе, при этом ощущается дистанция.Пропали простота и свежесть. Явились опыт и спокойная оценка людей. Вместо сочных красок юности тона на втором холсте приглушенные и холодноватые. Перед нами супруга известного архитектора Николая Александровича Львова, хозяйка салона, где собирались поэты, музыканты, художники.

Левицкий Дмитрий Григорьевич (1735—1822). Портрет Марии Алексеевны Львовой. Государственная Третьяковская галерея.
Справа внизу на фоне подпись: П.Левицкiй 1781.

Далее следует рассказ о том, как девица Дьякова стала госпожой Львовой. История её замужества «замечательна как ловким обманом родителей,так и счастливым для влюбленных героев концом» (с. 269). Как видим, Елисеева владеет литературной техникой комплексного использования разнородных источников, изобразительных и повествовательных.

В общем, читал я эту замечательную книгу в самом благостном расположении духа. И уже пошло дело на вторую половину... когда, совершенно неожиданно, саданула меня авторка одной из своих цитат как обухом по голове. Вздумалось ей процитировать высказывание, приписываемое Николаю I:

Император считал невозможным освобождение крестьян без земли, ибо это только порождало нищету. В разговорах он ссылался на опыт Екатерины II, действовавшей твёрдо и осторожно, не позволяя друзьям-просветителям подталкивать себя к необдуманным шагам: «Философы не научат царствовать. Моя бабка была умнее всех этих краснобаев в тех случаях, когда она слушалась своего сердца и здравого смысла. Они советовали освободить крестьян без наделов, это — безумие».
(с. 373, со ссылкой в примечаниях: Смирнова А.О. Записки. Ч. I. СПб, 1895. С. 72)

Здесь вся соль в ссылке на источник, и на этом придётся задержаться.

В серии «Литературные памятники» есть прекрасное научное издание записок и дневниковых записей Александры Осиповны Смирновой, в девичестве Россет: Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. — М.: Наука, 1989. Но наша авторка почему-то цитирует не научную публикацию, а другую, самую первую — 1895 года. Историкам и литературоведам хорошо известна эта старая публикация, причём известность её в высшей степени скандальная. Текст, подготовленный к печати дочерью мемуаристки, Ольгой Николаевной Смирновой, грубо сфальсифицирован: добавлены крупные фрагменты, которых в оригинальном рукописном тексте нет. Кое-где факт мистификации более чем очевиден: так, например, А.С. Пушкин (ум. 1837) под бойким пером Ольги Николаевны рассуждает о романе Дюма «Три мушкетёра» (1844). Фрагмент с высказыванием Николая I, использованный Елисеевой, выгодно отличается внешним правдоподобием, но, увы, тоже принадлежит не к подлинному тексту мемуаристки, а к творчеству её дочери. Ныне, в век электронных текстов с возможностью поиска, установить этот факт не составляет ни малейшего труда.

Елисеева, будучи профессиональным историком, не может добросовестно заблуждаться в отношении издание 1895 г. Цитируя апокрифический фрагмент, она сознательно вводит читателей в заблуждение. Вообще у неё отчётливо видна тенденция к реабилитации чрезмерно осторожной и половинчатой политики Николая I в крестьянском вопросе (с. 372—375). Мнимая отсылка императора к опыту Екатерины II призвана оказать психологическое воздействие на читателя и улучшить имидж абсолютного монарха, который за 30 лет правления таки не справился с самой насущной внутриполитической проблемой своей страны. Его преемнику хватило шести лет (даже пяти, если считать от даты окончания Крымской войны). Надо было просто перейти от политики удушения в стране любой умственной деятельности к политике гласности, на что Николай I, конечно, никогда бы не решился.

Впрочем, у этого негодного правителя было-таки одно большое достоинство, которое в глазах женщин обычно перевешивает все недостатки. Он был красивым мужчиной! Правда, рано начал лысеть, но если сей пустяковый дефект внешности прикрыть фуражкой — так будет писаный красавец.

Франц Крюгер. Портрет Николая I. 1836.

Таким стал император к сорока годам. Неплохо сохранился, правда? А в юности вообще был сущий херувимчик!

Орест Кипренский. Портрет великого князя Николая Павловича. 1814. Павловский дворец-музей.

Как женщину, понять Елисееву легко, а вот как историка — очень трудно. Тираж её книги — 5.000 экземпляров. Неужели она думала, что из 5.000 читателей не найдётся никого, способного заметить простенький мухлёж с мемуарным источником? Это крайне наивно. Вот так и гибнут научные репутации... Впрочем, Елисеева вполне комфортно чувствует себя в роли писательницы, и возвращаться в науку явно не собирается.

Мелкие дефекты и ляпсусы этой книги я разбирать не буду, теперь это уже не имеет смысла. Но, хотя Елисеева и потеряла право на моё доверие, книгу я дочитал всё-таки не без удовольствия. В последней главе авторка даже частично реабилитировала себя, проявив остро критичный взгляд на записки иностранцев. Как выяснилось, она прекрасно понимает особенности этих текстов, их своеобразие как исторических источников, и щедро делится с читателями своими размышлениями (без которых многое в приводимых цитатах было бы понято превратно).

Книга полна редких достоинств, а серьёзный, принципиально значимый дефект у неё только один. Поэтому общую оценку я снижать не стал.