Больше рецензий

moorigan

Эксперт

О да, я эксперт!

2 августа 2022 г. 15:17

688

5

Пожалуйста, поймите меня правильно. Мы были матерями, отцами. Мужьями много лет, важными людьми, которые пришли сюда в тот первый день в сопровождении таких громадных и печальных толп, что, пытаясь протиснуться вперед, чтобы услышать выступающих, люди так повредили ограду, что она уже не подлежала восстановлению. Мы были молодыми женами, попавшими сюда после родов, лишенными нашей стыдливости невыносимой болью этого обстоятельства, оставившими мужей, столь в нас влюбленных, столь измученных ужасом этих последних мгновений (они представляли, что мы провалились в ужасную черную дыру разлученные болью с самими собой), что уже больше были не в силах никого полюбить. Они были неловкими мужчинами, тихо довольствовались жизнью, и в нашей первой юности научились понимать нашу непримечательность и весело (словно смущенно приняв на себя тяжелое бремя) изменили наши жизненные приоритеты: если нам не суждено стать великими, то мы будем полезными; будем богатыми, и добрыми, и потому способными творить добро — улыбаясь, засунув руки в карманы, наблюдая за миром, который мы немного улучшили, проходя мимо (этот никчемный поначалу дар нашел себе применение; это знание втайне было оплачено). Были обходительными, любящими пошутить слугами, которых любили наши хозяева за одобрительные слова, что мы выдавливали, когда они отправлялись в путь в дни, наполненные смыслом. Были бабушками, терпимыми и откровенными, знавшими некоторые темные тайны и по своему характеру не склонными к осуждению, даровали безмолвное прощение и, таким образом, впускали солнце. Я вот что хочу сказать: с нами считались. Нас любили. Мы были не одинокими, не потерянными, не капризными, но мудрыми, каждый или каждая на свой манер. Наш уход принес боль. Те, кто любил нас, сидели на кроватях, опустив голову на руки, уронив лицо на столешницу, издавая животные звуки. Нас любили, говорю я, и люди, вспоминая нас, даже много лет спустя, улыбались, на миг светлея от воспоминания.

Для меня книга получилась невероятно личной: этот абзац я прочитала, когда ехала на кладбище в пятую годовщину смерти моей любимой бабушки. В горле появился комок, на глазах слезы. И всё: я эту книгу полюбила, приняла в свое сердце и заранее смирилась со всеми постмодернизмами, которыми пугали в рецензия другие читатели. Забегая вперёд, скажу, что Джон Сондерс – очень талантливый постмодернист, чьё творчество доказывает, что данное направление, не умерло, а наоборот развивается.

Неожиданно для постмодернистского романа, но эта книга сюжетная, она практически вся завязана на сюжете. У американского президента Авраама Линкольна умирает сын Уилли. Линкольн и его жена – любящие родители, и на Белый дом опускается самый настоящий, непритворный траур. После похорон Линкольн так и не может смириться с произошедшим и вновь и вновь возвращается на кладбище, чтобы обнять тело, которое ещё недавно было Уилли.

Тем временем умерший Уилли на кладбище обнаруживает себя в компании неупокоенных душ. Чем моложе и невинней был покойник, тем меньше времени он проводит в этом своеобразном чистилище. Детям, как правило, хватает нескольких минут. Души, обогащенные и обремененные жизненным опытом, могут задержаться надолго, как случилось с Хансом Воллманом, Роджером Бевинсом, преподобным Эверли Томасом и другими обитателями кладбища Оак-Хилл. И в принципе неважно, вел ты жизнь порочную или добродетельную, просто у взрослых людей больше эмоций и воспоминаний, которые не дают им совершить окончательный переход. Но Уилли Линкольн нарушает заверенный порядок вещей и решает задержаться в этом месте между мирами. Виной тому любовь к отцу.

И всё это происходит в разгар Гражданской войны. У президента умер сын, а каждый день на полях сражений, в окопах, лазаретах что-то сыновья умирают сотнями, тысячами. И у могилы Уилли Линкольн это осознает, в первый раз по-настоящему осознает, потому что осознать это по-настоящему может только тот, кто пережил подобное. И как отец Линкольн готов прекратить войну в тот же час, но как президент он понимает, что такое решение будет означать, что до этого все мальчики гибли напрасно, потому что только достижение поставленной цели сможет оправдать их гибель. Но путь к этой цели будет усеян новыми мёртвыми мальчиками. И это, наверное, самая сильная драма этой книги.

Вторая драма – та, о которой я говорила в самом начале, то есть смерть как разлука. Сондерс изумительно показывает тоску. Так как основные персонажи его книги мертвы, то это тоска по жизни и по живым. Тоска по тысячам мелочей, которыми мы можем наслаждаться и которых не замечаем.

Например, стайка детей, бредущих под задувающими сбоку декабрьскими порывами ветра; приветливые вспышки спички под уличным фонарным столбом, покосившимся от удара; посещаемые птицами замершие часы в их высокой башне; холодная вода из жестяного кувшина; прикосновение полотенца к коже, мокрой после июньского дождя.

Жемчужины, коврики, пуговицы, тряпичная кисточка, пивной бульон.

Чьи-то добрые пожелания вам; кто-то, вспомнивший, что надо написать; кто-то, заметивший, что вы не совсем в своей тарелке.

Жаркое с кровью, смертно-красное на блюде; перемахивание тайком через изгородь, когда ты спешишь, опаздываешь в пахнущую мелом и дымком школу.

Гуси наверху, клевер внизу, звук собственного дыхания, когда запыхался.

Влага в глазу, делающая мутным поле звезд; потертость на плече, оставленная санками; имя любимой, начертанное на замерзшем стекле пальцем в перчатке.

Завязывание шнурка на ботинке; завязывание узла на пакете; губы на твоих губах; рука на твоей руке; конец дня; начало дня; ощущение, что всегда впереди будет новый день.

До свидания, теперь я должен проститься со всем этим.

Голос гагары в темноте; судорога икры весной; массаж шеи в комнате; глоток молока в конце дня.

Вот кривоногая собака, гордо работая задними лапами, закидывает травой свою скромную кучку дерьма; туча в долине рассыпается за скрашенный бренди час; опущенные жалюзи, покрытые пылью под твоим скользящим пальцем, и уже почти полдень, и ты должен решать; ты видел то, что видел, и это ранило тебя, и, кажется, у тебя остался единственный выбор.

Фарфоровая чаша с кровью вибрирует на дощатом полу; полный недоумения последний вздох ничуть не колышет оранжевую кожуру на слое той мелкой летней пыли; роковой нож, вонзенный в приступе преходящей паники в знакомую ветхую балясину, потом оброненный (брошенный) матушкой (дорогая матушка) (боль сердечная) в медленно текущий шоколадно-коричневый Потомак.

Ничто из этого не было реальностью; ничто не было реальностью.

Все было реальным; непостижимо реальным, бесконечно дорогим.

Тоска по совершенным ошибкам, покинутым любимым, непрожитым жизням. Живые приходят на кладбище, тоскуют, страдают, плачут, но потом они уходят жить свою жизнь дальше, и как бы ни было велико их горе, у них есть будущее. У мёртвых есть только прошлое.

В финале Сондерс подбрасывает ещё одну тему, в принципе, очевидную – расизм. В результате Гражданской войны 1861-65 годов темнокожее население США обрело свободу, и одно это делает Линкольна великим президентом. Пусть отмена рабства была лишь предлогом для решения важных экономических и территориальных вопросов, но это был огромный шаг в развитии человечества. Сондерс в общем-то понимает, что сам Линкольн вряд ли сильно переживал за судьбы рабов, подобные мысли и тревоги на всем протяжении романа сознание президента не посещают, его больше волнует демократический строй как таковой. Однако посредством воспоминаний некоторых похороненных на Оак-Хилл рабов автор показывает, какое социальное зло было устранено благодаря политике Линкольна.

От подачи материала у меня сначала задергался глаз, и какое-то время я не понимала, что происходит. Но очень быстро я включилась в игру и начала получать от стиля написания истинное удовольствие. Весь роман – это нескончаемый поток реплик от разных персонажей, живых и мёртвых, свидетелей и очевидцев, современников и исследователей. Надо полагать, что все цитируемые источники выдуманы Сондерсом, но получилось очень аутентично. Выдержки из мемуаров, исторических исследований, переписок и журнальных статей иллюстрируют мир живых. Мертвые говорят за себя сами, часто перебивая друг друга. К счастью, каждая реплика подписана, поэтому запутаться сложно, хотя я прекрасно понимаю, что такая манера изложения не всем понравится, опять-таки на мой взгляд, это очень удачная находка, усиливающая впечатление. Игра с формой не всегда оправдана содержанием, но Сондерсу она удалась.

Подводя итог, могу сказать, что «Линкольн в бардо» получил свою Букеровскую премию совершенно заслуженно, один из самых сильных лауреатов за всю историю премии. Ну а для меня пока это кандидат на лучшую книгу года.

KillWish: Тур 9. Охота на нечисть

Комментарии


Надо бы плашку спойлера поставить, вы достаточно подробно огласили сюжет.


Вы не поверите, но я о сюжете почти ничего не сказала)


Не поверю, потому что читала эту книгу.


Вы считаете, что я раскрыла какие-то повороты или финал?