5

Прекрасная проза, для любителей японской литературы в её истинном смысле. Это мир образов, созерцательности, неспешного бытия и внутренних страстей. «Осьминог» мог быть написан Кобо Абэ или Мураками, и не случись в тексте совершено русский главный герой, я бы не отличила эту книгу от перевода – настолько она аутентична.
И это великое чудо, как для меня, когда неяпонский автор настолько погружен в тему, настолько в ней ориентируется и настолько её чувствует, что не именами и названиями, но всем текстом создаёт атмосферу Японии. Ни разу у меня, как у читателя, и как у человека, который с Японией знаком, не возникло недоверия. Это просто браво)

Анаит Григорян я открыла для себя совсем недавно – как автора прекрасного перевода «Поезда убийц», и была настолько поражена органичностью перевода, что не преминула поинтересоваться, а что же ещё есть у Анаит.

«Осьминог» стал не самым простым чтивом, потому что впрыгнула я в него под стук «Поезда», а Анаит Григорян – не Котаро Исака. Совершенно иной темп, совершенно иная атмосфера.

Меня тут же затянуло в зыбкое «ничего», невесомое до той прозрачности, в которой философичность, медитативность и повествовательность может очень лихо слиться с нудятиной. И я понимаю тех, кому не зашло – тот случай, когда настроение и пойманная волна имеют значение. И, наверное, ещё и любовь к японской японщине: несмотря на современность и технологии, огни и шум больших городов, основная часть Японии – это туманные посёлки, сизые горы, рисовые долины, которые населяют сны и духи. Япония сама в себе провинциальна и, мне кажется, она не просто застряла значительной частью себя в позднем средневековье, она стала порталом в иные временные и пространственные измерения. Наверное, только для Японии магический реализм настолько гармоничен по сути. Вся Япония – это магический реализм)

И вот посреди этой прекрасной миядзаковщины, разворачивается история Александра – банковского сотрудника и востоковеда из России. История достаточно банальна в человеческом измерении: попал под сокращение и виза позволяла на какое-то время остаться, деньги есть, а желания вернуться нет – почему бы не устроить себе приятный отпуск. Александр выбрал маленький рыбацкий остров Химакадзима: морепродукты, маленькие домики, океан, странные люди и их истории. Такая вот вишенка на тортике японского периода жизни.

И вот ничего не происходит особого, но эта история как метатекст с гиперссылками. Каждый человек – вселенная. И, казалось бы, что может быть эдакого в этих всех людях: например, во вдове рыбака, у которой Александр снимает комнату и в постели которой оказывается – не о чем же говорить, всё банально и просто. Но за этой простой историей (каждым элементом, каждым героем и даже за кошенькой) кроется целый пласт и культуры, и истории, который всплывает медленно и незаметно – как огромная рыба из глубин океана. И слово за слово, жесты и интонации – и к концу повествования оказывается, что все эти люди знакомыми стали: настолько ладно описаны, настолько точно.

И контрастный, не всегда уместный и чаще всего несуразный Александр, который не просто чужак на острове, но ещё и иностранец – он как васаби. Вот, без него можно было бы, и я абсолютно уверена, что Анаит Григорян могла бы написать историю-стилизацию, чтобы совсем неотличимо было от японских авторов, но васаби же! И вкус всей этой японскости раскрывается с новой силой – для нас, разумеется, для иноверцев. И ситуации, которые разворачиваются одна за другой – как затяжки на шёлковом кимоно, они режут глаз, вываливаясь из привычного уклада, но вся прелесть в несовершенстве)

Страница за страницей и странные телодвижения Александра становятся частью общей картины. Сам Александр не стал ближе жителям острова, но остров принял его в свою историю, сделав её элементом. И это (для меня конечно) признак отличной прозы. Когда на пути к финалу все ниточки подвязываются, детали обретают свои места, ружья стреляют и спирали закручиваются, и когда всё обретает смысл.
И страшнейшее цунами, обрушившееся на Химакадзиму, становится катарсисом для всех: тех, кто не пережил, тех, кто пережил, для читателя.
Это прекрасно: весь ритм повествования подчинён природе. Неспешное начало, замершая середина, мощный финал. Все в этой истории придут к кульминации: кто-то, чтобы завершить циклы, кто-то ещё и очистится.