4 Во все тяжкие до полного безумия

Не открывайте эту книгу, если не готовы с первых глав, с первых слов, с первого образа броситься в черную пучину, расцвеченную разноцветными вспышками воспоминаний. Или псевдовоспоминаний. Или реальными событиями, которые происходят прямо сейчас. Или происходили когда-то. А может и никогда. Не открывайте эту книгу, так как чего здесь точно нет – так это ответов. Зато есть возможность вместе с главным героем проделать странный путь в никуда из ниоткуда, медленно перемещаясь из одной реальности в другую, которая более реальна, или оставляя менее реальный бред, спровоцированный болью или маленькими голубыми таблетками. Или и тем, и другим.

Эрик Эшуорт потерял память. Это бы еще полбеды. Плохо то, что очнулся он в тюрьме, практически на допросе. Судя по тому, что в попытке вспомнить, кто он такой, первая догадка была о том, что он может быть Богом (всё-таки семь дней творения, потоп, все дела - это он помнит) – говорит о том, что дела Эрика более, чем плохи. Вторая попытка осознать реальность: окружающие его люди-роботы, угрожающие ему люди-жуки. Тааааак… Давайте признаем, всё плохо. А что хуже всего – приближается суд, похоже он замешан в каком-то очень нехорошем деле по производству нового опасного наркотика, который он сам, собственно, и создал (но это не точно) в лаборатории, взлетевшей на воздух где-то в пустыне Мохаве. Судя по ожогам, покрывающим его тело, сам он был не то, чтобы далеко в тот миг, когда лаборатория взлетала на воздух. Адвокат помогает Эрику выбраться под залог, но рекомендует что-нибудь вспомнить, а не то судьба химика-экспериментатора будет незавидной. Эрик честно пытается. Но единственное, что имеет смысл – это имя: Дезире. Единственная реальность. Единственное, что имеет смысл и что существует на самом деле. Дезире. Девушка с огненно-рыжими волосами. Отсюда Эрик пытается тянуть за ненадежную ниточку воспоминаний, воспоминаний о воспоминаниях, воспоминаний о мечтах и о том, чего не было, но могло бы быть. На помощь ему в этом деле приходят персонажи самых разных мастей: от матерого бандита с умственно-отсталым сыночком по кличке Могильщик до усталой стриптизерши, продающей нечто, что может простимулировать память или даже вернуть Дезире…

Роман “Дермафория” балансирует где-то на грани между “Помутнением” Филипа Дика и сериалом “Во все тяжкие”. Пытаться разобраться, что есть правда, а что не более, чем наркотический бред, пытаться понять, кто он – главный герой – гений-сумасшедший, жертва подельников, наркоман или всё вместе взятое - не имеет смысла. Лучше отбросить все попытки и просто следовать /за белым кроликом/ за прихотливым узором лабиринта, в конце которого пламенеет имя Дезире, ускользающая константа, за которую цепляется бедняга Эрик.

Читать роман довольно тяжело, нужно сразу же настроиться на то, что всё не то, чем кажется, а мы – в голове главного героя. И как мысли плавно перетекают от одного предмета к другому, так и мы, читатели, без предупреждения перемещаемся из одной локации в другую, из прошлого – в настоящее, из галлюцинаций – в воспоминания, а из воспоминаний – в мечты. Четких границ нет, ответов – тоже. И лишь небольшие детали, разбросанные автором тут и там, отчасти помогают сложить мозаику. Да и то лишь отчасти. Наверное, у двух читателей могут сложиться совершенно разные картинки после прочтения. Клевенджер оставляет за читателем право расставлять акценты и линейность событий. Сам Эрик теряется в соснах прошлого-настоящего, но всё-таки находит свою, приемлемую для него реальность, в которой, конечно же, есть место для Дезире, кем бы и чем бы она ни была:

“Не знаю, открыл ли я наркотик, который открыл тебя, или сначала придумал тебя, а наркотик появился уже потом. Я лишь знаю, что влюбился в сам момент влюбления и хотел сохранить его, продлить до вечности даже ценой всех последующих моментов.”