2.5 Любовник крестьянки Чаттерли

Исходя из высокопарного названия произведения и использованной в качестве обложки величественной картины прерафаэлита Данте Габриэля Россетти ("Вероника Веронезе"), от книги ожидала адюльтера благородных. Знаете, извечная тема, когда Дама более принадлежит любовнику своему, Рыцарю, супругу мистическому, нежели Лорду-Королю, супругу законному. История Гвиневры и Ланселота, Анны Карениной и Алексея Вронского. На крайний случай история госпожи Бовари. Но нет, Лоуренс нам преподносит не столько адюльтер (и уж тем более не адюльтер аристократии), но совершенно неправдоподобный мезальянс. Читать, однако, было временами даже интересно, только интерес этот характер имел весьма специфический. Полагаю, что-то подобное ощущают вдохновленные своей работой врачи при лечении необычного больного.

Главная героиня, Констанция (или Конни, как ее почти всегда величают), к леди имеет отношение постольку поскольку. То есть читатель принимает это ее свойство как данность от автора, но вот только ни в архетип, ни в контекст событийного фона "леди" не попадает. Вместе со своей сестрой Хильдой она происходит из средних дворянских кругов. Родители ее будто бы включены в пространство искусства, дочек воспитывают в широкой вседозволенности, и когда они, юные и незамужние, познают мужчин, только поддерживают их на этом пути. Вдобавок ко всему подчеркивается и внешность Конни, абсолютно не благородная, но классически крестьянская: эдакая девчушка-хохотушка, кровь с молоком, щечки румяные, нос маленький и вздернутый, лоб не высок, грудь пышна и глаза смотрят без классовой гордости. И уже на этом моменте, на первых десяти страницах романа, стало ясно, какого он будет свойства и какого свойства сам писатель. Но я решила понаблюдать за развитием событий еще некоторое время, и только потом обратиться к биографии автора, чтобы подтвердить или опровергнуть возникшее предположение.

А далее по сюжету Конни выходит замуж за баронета Чаттерли, наследника родового поместья. Но вот незадача - после войны молодой сэр Клиффорд (собственно, муж) возвращается с парализованной нижней частью и не может физически удовлетворить свою юную супругу. И она начинает чахнуть. А дополняется все это еще и тем, что Клиффорд (как он смеет!) поддерживает классовое неравенство, но она ведь, Конни, не такая, даром, что из знатной семьи... Благо подворачивается слуга мужа, егерь Меллорс, который есть самое грубое воплощение рабоче-крестьянского класса. Но Конни только это и нужно было, потому что "мужественность" можно отыскать лишь в подобных неотесанных субъектах. И отдается она ему везде и всюду, со всеми подробностями и страстями, постигает, как выражается автор, в себе женщину.

И вот именно тут, прослушав едва ли не целую лекцию об устройстве шахтерского городка, проблемах шахтеров, их жен и детей, я уже обратилась к биографии Лоуренса. И да, предположение мое оказалось верно. В чем, право слово, нисколько и не сомневалась.

Есть (и всегда был) ряд писателей, по текстам которых нетрудно догадаться, что они прочувствовали на себе несправедливость жизни (в их субъективном понимании). И вместо того, чтобы попытаться донести до читателя свою позицию выверенно, отстраненно и максимально основательно, они прибегают к неуместной эмоциональности, обличая и бичуя, доходя до романтизации своих героев и/или желчных комментариев по поводу происходящего.  Не так давно писала я о подобном в рецензии на "Консуэло" , и от текста Лоуренса прочувствовала прям ноты Жорж Санд. С той лишь разницей, что мадам Дюпен, незаконнорожденное дитя, старается действовать по возможности элегантно, наделяет свою Консуэло чертами мэрисьюшного персонажа и постоянно подчеркивает, какая она благородная даже без титулов, выше всех аристократов вместе взятых. А Лоуренс от пассивной полуатаки Санд переходит в ярое, агрессивное нападение. За которым, конечно же, совершенно не кроется понимание затрагиваемых институтов, образованность и предметные знания.

Желая продемонстрировать равенство (которое, к слову, существует лишь в утопических системах. Даже в демократическом XXI веке, когда родословные отходят на задний план, это самое равенство достигается лишь на бумаге), а также потешить свою (и не только) мировоззренческую установку, в любовницы самому неблагородному из простолюдинов Лоуренс снаряжает "леди". Что ж, любителей сюжета "Принц и Нищенка" и обратного ему "Принцесса и Нищий" достаточно много (тоже очевидно, почему). Только вот при всем желании Дэвида, его Конни выходит не аристократкой, но равной егерю крестьянкой, формально заточенной в статус благородной дамы. Так что, увы, тема отказа от происхождения, богатств, титула и фамильной гордости в угоду любви к простому мужику исполнения не получила.

Симпатию никто из героев не вызывает совершенно. Конни - инфантильное дитя с ворохом психологических проблем, топающих из детства. Меллорс- высокомерный неуверенный в себе плебей, за которым женщина еще должна бегать, чтобы доказать, что она его достойна. Клиффорд вроде бы высказывает здравые мысли, но потом сам себе противоречит. Хотя это особенность всех персонажей данной буффонады, взять тех же любовников. Сперва они сетуют на то, что люди хотят денег, становятся злыми, а надо жить аки вакханки. Быть свободными, почти или полностью обнаженными, добрыми ко всему и всем, и всё тогда будет прекрасно. А потом рассуждают о том, что "лесбиянок, педерастов" необходимо убить. Как и людей с некрасивыми ногами. Как и знать. Видимо, они не вписываются в прекрасный мир господина Лоуренса.

Вообще интересно, насколько книга оказалась современной. Как ни пытался Дэвид нарисовать образ благородного дикаря, вышло совсем не первобытное, но, напротив, слишком современное, получеловеческое существо. Боящееся привязываться, чурающееся чужого мнения и установок, пытающееся оправдать себя сомнительными идеями, подаваемыми в качестве истины (здесь я поймала мотивы еще одного, не менее чудесного писателя, Ричарда Баха с его рассуждениями о высоких материях).

Ну и в качестве десерта:

"Вот был бы у меня ребенок, — мечтала она, — или был бы этот мужчина моим ребенком!"

А эта странная, загадочная тяжесть мошонки? Великая тайна!

—  Я бы всех лесбиянок убил. Когда я с женщиной, которая в сущности лесбиянка, я вот в душе и готов убить ее.

— И что же ты делаешь?

— Бегу от нее со скоростью света.

— Ты полагаешь, что женщины-лесбиянки хуже, чем мужчины-педерасты?

— Разумеется, хуже. Потому что они причиняют более сильные страдания. Впрочем, если говорить честно, не знаю, кто лучше, кто хуже. Но когда я имею дело с лесбиянкой, неважно, сознающей свой дефект или не сознающей, я прихожу в бешенство и не хочу больше видеть ни одной женщины. Я готов всю жизнь довольствоваться собственным обществом, только бы не ронять своего мужского достоинства.

И ох уж эта романтика от простого мужика! Мало кто знает, но любая благородная дама (и не только она) от такого обомлеет и отдаст самое себя:

—  Я люблю тебя, потому что ты моя баба, — сказал он.
— Я тебе нравлюсь? — у Конни забилось сердце.
— Ты моя баба, этим сказано все.

И

—  Кралечка моя. Лучшей кралечки на всем свете нет.
—  Что такое кралечка?
—  Не знаешь разве? Кралечка - значит любимая баба.

Вот такой вот любовник у леди Чаттерли. Завидно, не правда ли?

Как итог - неправдоподобно, нелепо, неказисто. Но в этом сочетании нескладности немного любопытно. Словно увидел что-то дикое, существующее в другом, перевернутом мире. Понаблюдал, сделал выводы и пошел дальше.

2,5/5