5

Меня в детстве ставили в безнадёжный тупик некоторые пословицы. Любовь не картошка, не выбросишь в окошко, например. Хочется спросить, а кто разрешит картофелиной в окошко кидаться? Еда всё-таки. Прохожих жалко. И главное, зачем?? Уж лучше целый чугунок аппетитной варёной картошечки - на стол, и с маслицем, а любовь сама подтянется.

Любовь - и картошка. Политика - и картошка. Война - и картошка. "Земляному яблоку" посвящают поэмы, романы, аналитические статьи, исторические расследования. На поиск одного из них – полной картотеки сортов этого великолепного растения отправляется средних лет журналист и…

В общем, первым долгом его ограбили, потом подтянулся парикмахер-диверсант, русские похитили водопроводные трубы, пришлось вникать в тонкости секса по телефону и в анатомию сумчатого медоеда, а туарегский принц-нахлебник... Нет, я не брежу. Просто жанр у "Ночи чудес" такой - добродушная дьяволиада. Невинного, аки агнец, протагониста окружают добрые, славные ребята, и их кольцо неуклонно сжимается. Авантюристки, авантюристы, продувные бестии, Остапы Бендеры на любой вкус. Их шутовской хоровод сверху, точно конфетти, осыпают исторические экскурсы, кладбищенский юморок и длиннобородые анекдоты, медленно, но верно воплощающиеся в реальность. Эстетикой повседневности называет Уве Тимм свою манеру. События самого фантастического, самого гофмановского пошиба приобретают у него дружелюбный аромат обихода. Аромат картошечки. И за повседневное-то в него и влюбляешься, потому что память удерживает и дурное, и счастливое: вкус каждого дня.

Мне интересно проследить параллели между вкусовыми ощущениями и процессом писательского творчества. Как ни крути, и здесь и там вся штука в языке.

Да, в языке. "Ночь чудес" на редкость легко и воздушно читается. В чём-то нелепые, в чём-то роковые похождения героя только оттеняют фон, на котором разворачиваются. А фон - сами понимаете. От грозовых предвоенных годов до падения Берлинской стены, когда кто-то кричал ура и поздравлял, кто-то прикарманивал осколки Берлинской стены с целью выгодной продажи, кто-то всерьёз опасался третьей мировой. А вот, например, Уве Тимм собирал материал для нового романа. Если вы полагаете, что о духовной общности немцев, то вы не знаете Уве Тимма. Зачем марать бумагу духовностью-солидарностью, когда можно сочинять про картошку?

И, положа руку на сердце, исторические романы сочинять так и следует. Без патетики, морализаторства и гигантомании. А любовь... Любовь, как картошка - не выбросишь в окошко.