4.5 О оптимизме и меланхолии.

Открываю для себя многообразие классической литературы. Казалось бы, что может быть неожиданного в английском романе 19-ого века. Столько прочитано разных авторов и разных жанров, что уже и не ожидаешь чего-то необычного. Теккерей, Диккенс, Бронте, Остин, Уайльд, Шелли, Хаггард - золотой век в английской литературе. И ты думаешь, что тебя уже ничего не удивит, ведь столько прочитано. И общее направление, вроде, как понятно, хотя бы интуитивно, если не изучать жанры и течения.

Большинство англичан как-то стесняются и побаиваются посещать своих знакомых по вечерам — в Париже эти опасения совершенно неуместны: французам не приходится краснеть за себя, не то что нам, чьи собственные персоны, домочадцы и жилища обычно в таком виде, что их нельзя показывать, кроме тех случаев, когда они разукрашены для парадного приема.

Но этот роман меня удивил с самого начала, которое было полно таким количеством напыщенных философский рассуждений, что хотелось закрыть и не продолжать читать. Но не в моей привычке бросать начатые книги, на данный момент у меня только одна недочитанная, потому я продолжила читать. Ведь с самого начала было непонятно, чего ждать от романа, к чему ведёт автор и что же за конфликт будет. Пришлось продираться через все эти размышления и скучнейшие диалоги, чтобы, ближе к середине, обнаружить бриллиант чистейшей воды. Да ещё такой сияющий, что не оторвать внутреннего взора.

Итак, это история о похождениях молодого человека благородного происхождения и его взросление. И этот Пелэм остроумен, щедр, добр, умён настолько, чтобы понимать, что в настолько высоком обществе стоит скрывать свои качества под маской недалёкого франта и мота. И как же мастерски он притворяется, точнее, автор достоверно и реально описывает нам этот типаж. Так и хочется щёлкнуть юнца по носу, чтобы не задирал его и немного поубавил спеси.

— По-видимому, — сказал я, — существует непонятное предубеждение, будто все, что кажется мрачным, обязательно должно быть глубоким, а все радостное — непременно поверхностно. Несчастную философию облачили в глубокий траур, вместо письменного стола ей дали гроб, а вместо чернильницы — череп.

Тут, как и в "Ярмарке тщеславия", собрана коллекция разных психологических портретов, но, в отличии от Теккерея, Литтон больше делает акцент на положительные качества людей. Но без фанатизма и идеализма, с аккуратностью хирурга или тонко чувствующего человека, автор показывает степень падения или возвышения человека. А люди здесь собраны самые разные, как и ситуации, в которых оказываются наши герои. Но скучать не придется, это точно.

Итог: скучнейшее начало может отпугнуть любого, у автора всего 700 читателей, видимо, самые стойкие дошли до конца; да и средняя оценка довольно высокая у романа, что совершенно оправданно, ведь Пелэм стоит того, чтобы с ним познакомиться. Эта книга о дружбе, уме, взаимной выручке, чванстве, гордости и, конечно, о политике, ведь без неё в то время никуда. Ну и, конечно, о Любви в самом широком смысле этого слова.

«Некая женщина заявила нам и даже доказала, что не пройдет и нескольких тысяч лет, как человек достигнет совершенства, и что этим он будет обязан меланхолии. Известно, что печаль — признак гениальности. Мы уже достигли изумительных успехов: сколько унылых произведений, сколько скорбных романов! Мы обожествляем самые мрачные ужасы, и меланхолия воцарилась на нашей сцене» .