Манера написания книги напоминает "Коллекционера" Фаулза или "Цветы для Элджернона" Киза -- автор ведёт повествование от лица явно не вполне здорового психически, и в очередной раз я удивляюсь, как можно это делать так тонко, естественно. Только в этом случае герой более нормален, скорее, он патологически наивен, и скоро становится ясно, почему -- он вырос в приюте.
Кузен проявляет наивность и какую-то зацикленность во многих вещах. Например, он считает, что с Цуресом, которого он ждал под дверью в течение нескольких месяцев, у него дружба, с мадемуазель Дрейфус, с которой их соединяют ежедневные поездки на лифте в молчании, у них любовь, и т.д. Зацикленность же проявляется в постоянном "пережёвывании" одних и тех же слов и понятий -- "мочеполовые пути", Жан Мулен и Пьер Броссолет и т.д.

В книге соединены сразу несколько драм -- это и безответная любовь к мадемуазель Дрейфус (которую, правда, Кузен безответной не считает в силу опять же своей наивности), и проблема абортов, и непонимание со стороны сограждан по отношению к человеку, который держит дома удава, и наверняка ещё несколько, о котррых я забыла или не заметила. Но все эти драмы кричат только об одном -- об одиночестве, гнетущем, разрывающем одиночестве отдельно взятого человека в современном большом городе -- Большом Париже, как называт его Кузен.
Вообще же слова в книге значат достаточно много: например, такие неологизмы как "протухция", "грубовая терапия" или "питонец", придают старым понятиям новый смысл.

Несмотря на то, что книга вроде бы про удава и даже называется его именем, быстро становится понятно, что она совсем не о том. Однако Кузен явно ассоциирует себя с удавом, и даже в управлении, где он работает, его называют Голубчиком. К концу книги он настолько связывает себя с ним, что начинает употреблять по отношению к себе слова, неприменимые к человеку -- типа "завязался в узлы", а потом несколько раз и вовсе переходит на повествование от его лица, но границы этого определить невозможно, и поэтому выглядит это абсурдно -- так, как надо.
Голубчик -- только материализованные переживания, а что в них насамом деле, не так сложно разглядеть, ведь Кузен повторяет эти слова постоянно -- "нехватка любви", "комплексы". Возможно, потому он и взял себе именно удава, а не привычное домашнее животное -- явно не из стремления выделитья, вызвать интерес, а потому, что переносит на этого удава свои беды и проблемы -- неприятие обществом, индивидуальность, отрешённость. Правда, Кузен говорит о том, что Голубчик привязан к нему, нуждается в нём и любит его, но это лишь перенос собственных ощущений и потребностей.

Особенную драму создаёт контраст с работой -- Кузен работает в учреждении, занимающемся статистикой, и, каждый раз, уходя с работы, он чувствует себя особенно одиноким на фоне больших чисел, величин, толп. Это заставляет его задуматься над тем, как несчастна единица, но в конце он приходит к тому, что, чем ближе число к нулю, тем больше в нём наполнения, и его слова и мысли легко представить как метафору.

Кузен обладает очень странными эмоциональными реакциями. Например, он вовсе не удивляется, когда встречает в борделе мадемуазель Дрейфус -- для читателя это не должно стать откровением, т.к. описанные им не раз короткие кожаные юбки и сапоги до колена создают вполне определённый образ, несмотря на то, что Кузен говорит о ней с благоговением как о дитяте природы, о пугливой лани, газели и т.д.
То, что произведение заканчивается их встречей в таком месте и разговором -- лучшее окончание, потому что оно позволяет посмотреть на одиночество с другой стороны. Есть человек, который страдает от одиночества всю свою жизнь, а есть женщина-проститутка, которая считает благородным своё занятие -- для неё это чуть ли непризвание, она сравнивает проституток с сёстрами милосердия, только важнее. Он страдает от недостатка любви, она дарит людям её избыток. И однако вместе они в итоге не оказываются, зато поведение Кузена резко меняется, и становится видно, что он многое понял -- пусть пока и не ясно до конца, в каком направлении идут изменения в нём.