4 "Сталин был человеком большого ума и еще большего коварства"

Однажды на одном из уроков истории, когда мы проходили революционные события, рассматривали таких личностей как Сталин, Ленин, Троцкий, и даже Николай II тут будет не лишним. Эти знаменательные, великие фигуры своего времени, чье влияние простиралось далеко за пределы страны, внушают покорный трепет. Никакой Петр I, Екатерина II или Иван Грозный не оставили после себя такого волнения. XX век тем знаменателен лично для меня, что он с концами разворотил все, что было до этого в стране, буквально заварил кашу, которую люди потом расхлебывали чуть ли не целое столетие. Да еще как приходилось давиться ею... Там и страшнейшие репрессии, ГУЛАГи, холодная война, взлеты и падения экономики, и, конечно же, развал СССР. Были и моменты, которыми будет гордиться еще не одно поколение, например, первый полет в космос Юрия Гагарина. Эта кинолента может крутиться бесконечно, кадры мелькают один за другим. Но самое важное – события прошлого века оставили после себя осадок в умах всех взрослых людей, где-то искрятся частички радостного и счастливого детства, не омраченного скудностью продуктов на полках магазинов или очередями у ларьков. Масштабность и грандиозность свершившегося, а также интерес к поэтами писателям XX века, побудили меня бегом бежать со скоростью зайчика, за которым гонится голодный волк, к трехтомнику Бенедикта Сарнова. Нон-фикшеном и художественной литературе о временах СССР я и так себя завалила с лихвой, да так, что не видно уже ни рук, ни ног. «Сталин и писатели» оказались ближе всего к моим ручкам)

Есть два способа убить поэта.
Один из них - простой: самого поэта расстрелять или превратить в лагерную пыль. Стихи его не печатать, а те, что уже напечатаны, - запретить, изъять из библиотек. А самое имя его сделать неупоминаемым.
Другой способ состоит в том, чтобы поэта канонизировать, превратить в икону, в "священную корову", залить хрестоматийным глянцем. И, разумеется, высшим его художественным достижением объявить при этом самые барабанные его стихи.
Для Мальденштама Сталин - после некоторых колебаний - выбрал первый способ. К Маяковскому он применил второй...
Но есть еще и третий способ. Он состоит в том, чтобы сломать поэта, запугать до полусмерти, растлить его. ("Испуганный писатель - это уже потеря классификации", - говорил Зощенко). И вот - поэт продолжает писать и даже печататься. Но это уже не он, а кто-то другой. Ни тени его - прежнего - не осталось в его гладких, безликих сочинениях. О плохих стихах часто говорят, что они подражательны. А тут даже этого не скажешь. О таких (на вопрос: на что они похожи) Виктор Шкловский презрительно кинул автору-графоману: "На редакционную корзину".
К стихотворной продукции Демьяна Бедного можно относиться по-разному. И именно так (по-разному) к ней и относились.

Плюсы произведения Бенедикта Сарнова:

1. Работа с огромным, просто громадным количеством различных документов, писем и дополнительных книг на сходную тематику. Все уважающие себя исследователи берутся за анализ уже существующих данных, что играет только в их пользу. Также можно самому пробовать разгадывать особенности каждого из писем, пытаться уловить помыслы адресата и отправителя, ловить волны эмоций и характера и сопоставлять с уже известными событиями. На самом деле интересно поиграть в литературного Шерлока Холмса и потренировать свою наблюдательность и внимание к деталям. Из автора, Бенедикта Сарнова, кстати, выйдет неплохой помощник. Не каждый литературовед лично знал некоторых из своих исследуемых авторов. А наш доктор Ватсон еще и до малейших деталей закрепил образы Советского Союза времен Сталина. Скучать точно не придется)

2. Второе вытекает из первого. Занимательно отслеживать в какую сторону идет автор в своих рассуждениях и как выстраивает логические цепочки. Работа «Сталин и писатели» оказалась историко-исследовательским детективом, чьих персонажей связывали многосложные отношения, где любой жест, любое несвойственное человеку слово, причудливая интонация в голосе могла изменить направление ветра.

3. А вот под третий пункт попадает простой, доступный и приятный язык повествования. Автор может по теме рассказать о случае из своей жизни, и это иногда разбавляет некую серьезность поднимаемых тем и вопросов обо всей подноготной отношений диктатора с писателями. Ах да, как можно не упомянуть о разнообразии писателей, представленных в книгах. Есть возможность копать в сторону уже известных личностей, или пойти по неизведанной тропке – открыть новый литературный Эверест, покорить неизвестного ранее автора.

- Я, знаете, в искусстве не силен... Искусство для меня - это что-то вроде интеллектуальной слепой кишки, и когда его пропагандная роль, необходимая нам, будет сыграна, мы его - дзык, дзык! - вырежем. За ненужностью. Впрочем, - добавил Ленин, улыбнувшись, - вы уж об этом поговорите с Луначерским: большой специалист. У него там даже какие-то идейки... (Юрий Анненков. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. Л. 1991, Стр. 247.)

В моем случае немаловажную роль в восприятии данной книги сыграли жизненные обстоятельства. Не получалось уделять ей достаточное количество времени, поэтому добротная часть информации улетучивалась. Только со временем (а на чтение «Сталина и писателей» ушло около полугода, считая перерывы) я поняла, что вступать в этот лес нужно с острым желанием помечать каждую интересующую мелочь, постоянно рыться в дополнительных источниках. Если обходиться лишь чистым чтением – получится каша из сотен имен, ничем друг от друга не отличающихся по смыслу для читателя, если тот не историк первого класса, а емкие высказывания автора затеряются среди волн плотного текста.

Полезные сведения, хоть их и не так много, все равно остались. Раньше Демьян Бедный и Илья Эренбург были для меня невидимками с черно-белыми табличками на груди, а сейчас вылепились определенные образы. Первый в один момент не почувствовал «смену погоды» в идеологии, и как следствие –попал впросак и не угодил Ему. Нелегкая выпала ему судьба – вечное притворство и поклонение, лишь бы быть на хорошем счету у хозяина. Второй же занимался писательской работой за границей. Прямо-таки идеальный представитель великого государства, который разбивал вдребезги любые негативные высказывания о СССР. У Эренбурга был занимательный, жутко закрученный случай с письмом о евреях Советского Союза. Прямо друг Пастернака по несчастью– ему звонил сам Сталин. И везде ловушки, и везде тайные знаки. К Маяковскому до работы Сарнова я относилась скептически. Еще один служивый пес большевиков, его напористым слогом лишь асфальт дробить... А тут меня проняло: творческие люди того времени часто либо разочаровывались в существующем режиме, либо пытались придерживаться розовых очков, строить смехотворные иллюзии. Да и детали самоубийства не могли не погрузить в мрачные мысли. Ставится под вопрос естественная смерть Максима Горького, Гулаг треплет Осипа Мандельштама... таких поломанных писательских судеб сотни. Однозначно, данная книга трогает за живое, несмотря на образ твоего чтения. Но дальнейшие тома «Сталина и писателей» я буду покорять чуть более серьезно. Листок и дополнительные источники в руки, карандаш в зубы, и вперед!