4.5 Серебряные воспоминания о своих Или Поэт о прозе жизни

Если бы по первой фразе было принято судить о книге, то эта была бы в топе у многих. У меня в том числе, ибо первой же фразой автор просто завоевывает окончательно и бесповоротно. Только то, что все-таки не слишком я уважаю сумбур в повествовании (хотя именно так строится большинство настоящих, неотредактированных историй мемуарного плана), только это не позволило мне в восхищении провести всю эту совершенно небольшую книжечку. С автором я была не знакома, да и не мню я себя знатоком всех творческих личностей Серебряного века, но после "Зим", наверное познакомлюсь с его прочим творчеством, проза его действительно хороша. Особенно когда соотносишь упаковку с содержанием, ну казалось бы, поэт говорит об обыденном, о прозе жизни, о сплетнях. Эдакие зарисовки карандашом о тогдашних наболевших темах и людях. Но как же все гармонично и музыкально получилось, парой фраз дает прекрасный психологических портрет человека, и очень узнаваемый портрет, ибо богемно-творческая тусовка двадцатых прошлого века на слуху и сейчас - узнать не сложно, но автор показывает какие-то черточки, подмеченные именно им. Опять же заставляет задуматься о том, чем дышали те творческие люди, как все-таки были популярны хорошая музыка, стихи, как народ искал новые тропы в гармонии, открывал новые жанры и пересматривал смелые опыты пера и все это на фоне общей неустроенности, беспокойности и неопределенности.
Особенно хорошо, на мой взгляд, Иванову удались тональности перехода от сцен дореволюционной жизни с более-менее стабильной оболочкой и тревожным нутром, до постреволюционных с оголившимися проблемами и болью наизнанку.
Интересный факт об этой книге я увидела в биографии поэта

многие его произведения, особенно мемуарного и прозаического характера, вызывали массу неблагоприятных отзывов как в эмигрантской среде, так и, тем более, в Советской России. Это касается, в особенности, вышедшей в 1928 г. книги очерков «Петербургские зимы».

Можно конечно понять и тех, и других, потому как "Зимы" в общем контексте очень правдивы, хотя и талантливо сгущены и символичны. Например, - хлоп, идет сцена про Ахматову, бредущую в нищенской одежде за мукой так тяжко, что ей подают копеечку, хлоп- и уже кабак, где пропивающий свой талантище музыкант наяривает импровизацию на разбитом рояле, хлоп- и мы уже у буржуйки, где Гумилев игрушечной саблей сына помешивает угли в печи... Именно поэтому я писала про сумбур, книга состоит из маленьких, меньше даже очерка, зарисовок про то самое время, которые именно благодаря преувеличенной внутренней эмоциональности и излишнего позерства (но тонкого, далекого от пошлости, искреннего такого) позволяют и ощутить и прожить эти описываемые сцены со всеми сопутствующими мыслями и последствиями. Зимнее название не дает ощущение безысходности, не рвет струны души, но невероятным образом воодушевляет и согревает, через грусть проступает радость познания, через беспросветную атмосферу гордость за своих коллег по литературному цеху. Чудесная талантливая попытка раскрыть загадочную русскую душу живших сто лет назад через творческое преломление, - вот что в итоге "Петербургские зимы".