4 Пленники миражей

Можно ли назвать надежду самым безумным эликсиром, пронзающим душу уколом экстракта желания, наполняющим рассудок терпким хмелем иллюзии, принуждающим опьяненную жизнь скользить по узкому острию мечты? Ведь порой именно необъятная надежда способна наполнить верой в несбыточное, каким бы эфемерным ни был его силуэт. И тогда из зыбкой почвы утопии произрастают фантомные образы судьбы. А человек становится заблудшим пленником миражей.

Кристина Хофленер, героиня одноименного романа, невольно стала узницей роковых надежд. Она поверила в мечту, внезапно озарившую тусклую прозу бытия рифмой искристых лучей иллюзии. Ведь, казалось, для неимущей молодой женщины из млечной австрийской глубинки будущее заказано мрачной кляксой печати вселенского провидения: прозябание на положении служащей сельского почтового отделения чётко определяет сюжет жизненной книги до вполне обозримой финальной черты. Но коварный завиток росчерка судьбы обозначился внезапным предложением состоятельной тётушки украсить тусклую игру в жизнь светлой компанией племянницы из провинциальных европейских трущоб. 28-летняя Кристина безучастно срывает счастливый билет, отправляясь навстречу смутным удовольствиям… И падает в объятия холёной роскоши элегантного великолепия полнокровной жизни, облачённой в пышные наряды свободы изобилия, избавленной от рваного шлейфа тесной нужды. Женщину, возложившую бутоны сорванной юности на безликий алтарь войны, усыпившую робкие побеги молодости среди выжженного поля послевоенной разрухи, увлекает жизнь под надёжным крылом родной тётки, безжалостно одарившей её образом веры в новое причастие посреди буйно цветущих садов. Кристина слегка очаровала собой, но слишком очаровала себя... Надежды быстро оказались бесплотными, вера - беспочвенной, а любовь - бессмысленным мифом светских отношений. Резкая вспышка озарения освещает собственную тень искалеченного прошлого, постылое влачение мёртвой плоти настоящего, иссушенный тлен близкого будущего... Так Кристина превратилась в заблудшую пленницу призрачных миражей. И неожиданное знакомство с Фердинандом не принесло блаженного забвения. Их судьбы обладали зеркальным отражением собственной боли в душе напротив. Фердинанд был ослеплённым идеей возрождения из золы лишений, страданий и потерь… Словно утопающие, задыхаясь, они скользили по водной глади, безмолвно устремляя друг друга к недрам пучины… Но так ли жутка глубина? Может, она бережно скрыла твёрдую почву для потерянных пленников миражей?

Неоконченный роман Стефана Цвейга, опубликованный в 1982 году, спустя 40 лет после смерти писателя, воплощает историю маленького человека, оглушенного большими надеждами. Здесь Австрия 1926 года, разостлавшая морозную горную панораму послевоенного поколения, заблудшего в разрушенном лабиринте утраченного времени, среди пепла иллюзий и обломков возможностей. Герои венского литературного светоча стали заложниками обстоятельств, отпечатавших на их судьбах глубокое клеймо рока. Тем чудовищнее его символ, чем слаще надежды, игриво брошенные судьбой, как счастливый жребий для случайного игрока. Но образы Цвейга неоднозначны. Кристина вызвала смешанные впечатления: опьяненная душистым нектаром из рога удовольствий, она утратила способность к трезвому восприятию действительности. Да, падение с высоты собственного заблуждения жестоко. Но пока мерная пульсация крови обогащает мысли кислородом, не стоит ли применить мозг для действий? Женщина, словно обезвоженное растение, потеряла себя между воспоминаниями и мечтами. В ней сквозят порывистые ветры инфантильности... Хотя порицать её желания нет. Необразованная, малоимущая, брошенная на произвол судьбы родственниками хуже стервятников, она, одновременно, вызывает глубокое сочувствие. Фердинанд воплощал теневой образ Кристины. Но, в отличии от последней, он не обманывал себя. Отчаявшийся, но не отчаянный, он искал новые указания на пути судьбы. И пусть глаза его завязаны плотной лентой жестокого уныния… Фердинанд - прозрачный персонаж в призрачной маске преступника. Но преступление ли - выжить любой ценой? Спорный вопрос. Зыбкие надежды озаряли мрачный взгляд героя. Они пленяли его, словно миражи...

Безусловно, «Кристина Хофленер» - прекрасный образец классической прозы. Слог Цвейга струится мягкими тонами, обрамляя смысловую канву фигурной линией таланта. Сюжетное поле увлекает воображение читателя, сплетая сорванные им ощущения в необыкновенный венок, ведь немалую роль играет финал, скрытый от любопытных глаз в силу неумолимого веления судьбы… Возможно, в этой особенности есть определённая тайна смысла? Ведь, невзирая на авторские идеи, надёжно закрытые за семью печатями законов мироздания, каждый может дорисовать на полях фантазии грандиозную участь потерянных пленников миражей. И, может, тогда, в глазах миллионов читателей, силой многократного превращения, Кристина Хофленер станет безгранично счастливой австрийской Золушкой.