4 Александрийская паутина

Вот уж действительно, старший из Дарреллов долго запрягает, да быстро едет - к третьему роману "Александрийского квартета" он развил такую скорость, что даже немножко захватило дух. Пейзаж за окном все тот же, события те же, но автор, а вместе с ним и читатель уже не путается в раскинутой сети необязательных метафор "Жюстин" (отдающих графоманией, но все же вполне художественных порой), не изучает природу разных видов любви в "Бальтазаре", а следует, подчиняясь линейному сюжету, за Маунтоливом - сквозным, но не главным лицом романа - по заснеженной Чехии, заснеженной России, заснеженной Англии (холодных для особенного контраста?) и - по жаркому, новообретенному для дипломата Египту. История полузасушенной (как вырванная страница из гербария) жизни Маунтолива перемежается драмой куда более живых и осязаемых обитателей поместья Карм Абу Гирг - семьи Хознани. Тут даже элегантный и до кончиков ногтей светский Нессим внезапно оказывается человеком действия, не говоря уже о его брате Нарузе, на которого автор в принципе красок не пожалел, выписав его персонажа объемнее многих других в Квартете. Ни Жюстин, ни Нессим, ни Лейла уже не выглядят в "Маунтоливе" "небожителями", с них слетают флёр и позолота, ну а на Нарузе их никогда и не было. События, затрагивающие всех Хознани, приобретают почти шекспировский размах, достигают крещендо и разрешаются на последних страницах романа. В огне этих событий мотыльком сгорает Персуорден и опаляет крылья Маунтолив, который никогда уже не будет прежним.

Подбросит ли новые смыслы "Клеа", осветив сюжет с пары-тройки новых ракурсов, или последняя часть будет своеобразным парафразом многословной и почти лишенной действия "Жюстин"? Будет любопытно почитать.