4 Самурай Самураевич Самураище

Получив стопку прекрасной белой рисовой бумаги, я закутаюсь в узорчатое кимоно, устроюсь в изголовье, обложусь подушками, позабочусь, чтобы не побеспокоить госпожу кошку, и начну записки, как императорская фрейлина Сэй Сёнагон: "Весною - рассвет…"

Кругом были трупы. Тысячи трупов.
"Мир сошел с ума, - смутно промелькнуло в голове Такэдзо. - Человек - это опавший лист, гонимый осенним ветром".

Трупы и гонимый ветром лист - отличная увертюра к самурайской опере. С первых слов читатель настраивается на сочетание динамики и созерцательности, западного экшна и восточной поэтики. И перед нами разворачивается национальный эпос, кредо самосознания народа и самотолкование себя миру.

Текст как экстракт Японии, ее сущность, по крайней мере как мы ее представляем. Если бы вы забыли название страны, то гуглили бы ключевые слова именно этой книги - стереотипные символы: самурай, бусидо, фехтование, дзен, чайная церемония, каллиграфия, экибана, кимоно, гейша. Всё нанизано на одну четкую нить повествования — путь к мастерству Миямото Мусаси, исторической личности, знаменитого ронина (самурая-одиночки), основателя школы фехтования с двумя мечами.

Это история о том, как мальчишка-хулиган, сын самурая, переживший великую битву, ознаменовавшую собой слом эпох страны, избрал путь меча в поисках самосовершенствования, учился у мира, ошибался, убивал и... бежал от боя, познавал себя, искусство, людей, мир...

Очевидно, что книга написана как сериал (она и печаталась частями). В ней несколько мелких внутренних кульминаций, повторяющихся поворотов (встречи-прощания, мальчики-ученики), даже забытые недописанные линии (маска, похожая на Оцу, настоящая семья Оцу). И при этом действие развивается по спирали вверх, текст выглядит уравновешенным, гармоничным. Даже недостатки кажутся характерной для традиционного японского искусства асимметрией. Такая легкая нелогичность далекого экзотического народа, придающая аутентичности тексту о землянах-инопланетянах, которые и должны быть немного непонятными.

...мусор в сточных канавах мирской жизни состоит в значительной мере из опавших цветов.

Удачный набор персонажей в романе, их не так много вокруг главного героя, они легко запоминаются, снова и снова сталкиваются друг с другом на разных жизненных этапах. Предлагается широкий спектр характеров, ценных неоднозначностью и тонкими нюансами в поступках. Широкий выбор разных типов способствует массовому признанию книги – совершенно разные читатели найдут персонажа, с которым они смогут ассоциировать себя или за которым будут следить с бо`льшим интересом и сопереживанием: дети и подростки – ученики Мусаси, девушки возвышенные и мечтательные, озорные и несчастные, герои-мужчины и мужчины-какие-уж-есть, мастера, монахи, художники, рабочие и воины, знать и большая часть общества вроде-когда-то-знать-но-как-доказать, даже пожилые персонажи - чего только стоит Осуги, боевая бабка, - полная панорама общества.

Книга глубокая и выпуклая. Идеально подходит для обсуждения и... гм... школьных сочинений. Противоречивый образ друга Мусаси - Матахати - будет близок многим молодым людям: он хочет быть героем, но лень, он хочет подвигов, но не слишком склонен к учению и в критический момент просто выживает, горячо желает исправиться, но столкнувшись с трудностями, съезжает к "как уж получилось".

Противоречив образ Акэми, тяжелая женская доля, более земная и правдоподобная, чем небесный образ Оцу, которой посчастливилось пройти странствие без травм, что удивительно для женщины того времени. Но Акэми изначально не была такой возвышенной натурой, как Оцу, воспитывалась не в монастыре, а у легкомысленной матери, в детстве выживала воровством, неудивительно, что в трудные минуты возвращалась к нему.

Противоречив образ Осуги - сумасшедшей старухи, дочери самурая: она отвратительна, восхищает мужеством и упорством, она комична, трагична, жалка.

Главных антагонистов Мусаси Миямото и Сасаки Кодзиро можно сравнивать бесконечно: их отношение к одежде, друзьям, оружию, искусству, как они здороваются, пьют, собираются на последний поединок. И Кодзиро не совсем отрицательный персонаж, он бесстрашный, умный, великий мастер меча, уважает старость Осуги и мстит за Акэми, искренне думая, что делает ей услугу.

А можно сравнить мальчиков Дзётаро и Иори...

Это действительно очень богатый текст, полный нюансов, которые, прямо скажем, не всегда до конца прочитываются представителями западной цивилизации.

Кодзиро воспринимал меч как воплощение силы и мастерства. Для Мусаси меч был символом духа. В этом состояло коренное различие между ними.

С точки зрения современной литературы можно увидеть в романе Ёсикавы примитивизм и наивность: слишком совершенен несгибаемый самурай - но это не так, кроме непреклонности, героизма, Мусаси ошибается, сомневается, бывает жесток, бесчувственен, он признает, что ему не хватает воспитания (образования); слишком благодетельная Оцу - но и это не так, она иногда капризничает, обижается, когда не нужно, отказывается от логичных и рациональных действий, ее чувствительность близка к истеричности.

У Мусаси не было прямых учителей. Как сказочный богатырь, он три года был заперт в башне, зубря теорию. А потом учился в дороге. От ветра, огня, воды, деревьев, через созерцание и сложные ассоциации, через земледелие и каллиграфию. Весь мир, все его проявления - стали школой фехтования. Изредка - "мастер-классы" сенсеев. Причем Мусаси был настолько смел в своих поисках, что нарушал признанные правила, если они были неэффективны — только так и можно добиться роста, собственного стиля. Сам мастер, он заметил твердую руку мастера в скромной глиняной чашке для чая, в четких линиях картины в токонома. Узнал отличного фехтовальщика по невероятно ровному срезу стебля пиона. Путь меча приравнивается к пути художника, каллиграфа, мастера экибаны и чайной церемонии. Мусаси учился у воинов, художников и монахов. Его победа сначала духовная, а только потом материальная. Он смотрит в глаза врагу и по взгляду определяет, победил или потерпел поражение... и только тогда взлетает меч, уже с предрешенным результатом.

Не смущай меня! Я все еще любитель. Просто на свете немало людей, которые владеют мечом еще хуже меня.

Единственный путь, на которым Мусаси в романе Ёсикавы познал поражение, был путь любви. Воин устоял перед искушением поддаться чарам знаменитой гейши. Но всё же задал дёру от своих чувств. Если надо найти полного победителя этой книги - это, как ни странно, Оцу. На первый взгляд, она потерпела поражение, не добившись от Мусаси ответной физической любви, но парадоксальным образом победила Мусаси, который всю книгу от нее убегает (гордый самурай, а драпает от девушки, как заяц).

Много лет он размышлял над смыслом жизни и смерти, контролируя каждый свой шаг, подвергал себя суровой самурайской тренировке ради достижения хотя бы основ самоконтроля. Молодая женщина твердо заявила, что умрет, если он погибнет. Ей не понадобилось ни тренировки, ни самодисциплины. ...ее решение — не ложь, не сиюминутный порыв... Мусаси устыдился, поняв душевную стойкость Оцу.

Кроме как об интересных персонажах, думаю, литературоведы написали не одно исследование об историческом фоне романа Ёсикавы. Становлении более спокойной эпохи после периода гражданских войн, упоминаниях многих исторических личностей. И всё же место этого текста далеко от документальных полок виртуальной всемирной библиотеки. Это мир мифа, героев-полубогов, именами которых называются застывшие в безвременье созвездия. Неслучайно мы не видим рождения Мусаси и его смерти. Он вечно молод на своем пути подвигов, на дороге, замкнутой в круг вне линейного исторического времени: слабость, ученичество, встреча с мудрецом, ученик-спутник, встреча с земной женщиной, встреча с "неземной" женщиной, враг, слабость, побег, тренировка, враг, победа - и на новый круг.

Роман о герое-воине-одиночке грозил быть залитым экстрактом пафоса. (В этом поступке нет чести! - слышу я клич клингонов.) Но Ёсикава делает то, что меня завораживает в эпопее Толкина: пафос алхимически точно разбавлен бытовым юмором. (Эльфы без хоббитов были бы скучны и напыщенны.) Эпопеи некоторых последователей фэнтези невыносимо тошнотворны от возвышенного надрыва, неразбавленный пафос становится ядом и пародией на самого себя. Безумная старуха Осуги, неудачник Матахати, дурашливый Дзётаро - необходимый баланс приторному самурайскому величию. Высокое и низкое в правильном сочетании создают объемный живой мир.

Вообще же книга кажется мне образцом японской живописи: четкие каллиграфические линии, чувственные изгибы и переходы оттенков, мелкие детали-украшения, которые хочется долго рассматривать, и много воздуха. Это долгое путешествие, иногда дарящее созерцательному спутнику ценные находки. Нет никакой гарантии, что вы их встретите. Но вы уже стали не путь поиска. Если действительно этого хотите. Если уверены. Если ваше намерение твердо.

Владеющий искусством воина
Четок в движениях.
Он действует, он не скован.
Познавший себя и врага
Побеждает без угрозы для жизни.
Познавший землю и небеса
Одерживает верх надо всеми.

________________________________
Па-беларуску...

Тутака...

Атрымаўшы стос выдатнай бялюткай рысавай паперы, захінуся ва ўзорыстае кімано, прытулюся ў галавах, абклаўшыся падушкамі, паклапачуся, каб не патурбаваць спадарыню котку, ды пачну нататкі, як Сэй Сёнагон: "Увесну - світанак..."

Кругом были трупы. Тысячи трупов.
"Мир сошел с ума, - смутно промелькнуло в голове Такэдзо. - Человек - это опавший лист, гонимый осенним ветром".

Трупы і гнаны ветрам ліст - выдатная ўверцюра для самурайскай оперы. З першых слоў чытач настройваецца на спалучэнне дынамікі і сузіральнасці, заходняга экшну і ўсходняй паэтыкі. І перад намі разгортваецца нацыянальная эпапея, пэўнае крэда самасвядомасці народу і вытлумачэнне сябе свету.

Тэкст як экстракт Японіі, яе існасць, прынамсі мы яе ўяўляем неяк так. Калі б вы забыліся назву краіны, то сталі б гугліць ключавыя словы гэтай кнігі - стэрэатыпныя сымбалі: самураі, бусідо, фехтаванне, дзэн, чайная цырымонія, каліграфія, экібана, кімано, гейша. Усё нанізана на адну выразную нітку аповеду - шлях да майстэрства Міямота Мусасі, гістарычнай асобы, славутага роніна (самурая-адзіночкі), заснавальніка школы фехтавання двума мечамі.

Гэта гісторыя таго, як хлапчук-прайдзісвет, сын самурая, выжылы ў вялікай бітве, што пазначыла злом эпох краіны, абраў шлях меча ў пошуках самаўсведамлення, вучыўся ва ўсяго свету, рабіў памылкі, забіваў і... уцякаў ад бітвы, спазнаваў сябе, мастацтва, людзей, свет...

Відавочна, што кніга напісана як серыял (друкавалася часткамі). У ёй некалькі дробных унутраных кульмінацый, паўтаральных паваротаў (сустрэчы - развітанні, хлопчыкі-вучні), нават забытых недапрацаваных ліній (маска, падобная да Оцу, сапраўдная сям'я Оцу). І ў той самы час дзеянне развіваецца на спіралі ўгору, тэкст выглядае збалансаваным, гарманічным. Нават недахопы падаюцца асіметрыяй, характэрнай для традыцыйнага японскага мастацтва. Гэткая лёгкая алагічнасць далёкага экзатычнага народу, што надае аўтэнтычнасці, зямляне-іншапланетнікі і павінны быць крыху незразумелымі.

...мусор в сточных канавах мирской жизни состоит в значительной мере из опавших цветов.

Удалы набор персанажаў, іх вакол галоўнага героя не зашмат, асноўных з іх лёгка запомніць, яны зноў і зноў сутыкаюцца на розных жыццёвых этапах. Прапанаваны вялікі спектр характараў, каштоўных неадназначнасцю і тонкімі адценнямі ва ўчынках. Багаты выбар розных тыпаў спрыяе масаваму прызнанню кнігі - зусім розныя чытачы знойдуць персанажа, з якім могуць асацыяваць сябе ці за якім будуць сачыць з большай цікавасцю і суперажываннем: дзеці і падлеткі - вучні Мусасі, дзяўчаты ўзвышана-летуценныя, гарэзлівыя і нешчаслівыя, мужчыны-героі і мужчыны-якія-ўжо-ёсць, майстры, манахі, мастакі, працаўнікі і воіны, шляхта і самая вялікая частка грамадства нібыта-некалі-шляхта-а-як-даказаць, нават пажылыя персанажы ёсць, чаго вартая баявая бабка Осугі, - поўная панарама грамадства.

Много лет он размышлял над смыслом жизни и смерти, контролируя каждый свой шаг, подвергал себя суровой самурайской тренировке ради достижения хотя бы основ самоконтроля. Молодая женщина твердо заявила, что умрет, если он погибнет. Ей не понадобилось ни тренировки, ни самодисциплины. ...ее решение — не ложь, не сиюминутный порыв... Мусаси устыдился, поняв душевную стойкость Оцу.

Кніга надзвычай глыбокая і пукатая. Ідэальная для абмеркавання і - хм... - школьных сачыненняў. Супярэчлівы вобраз сябра Мусасі - Матахаці - такі блізкі многім юнакам: хочацца быць героем, але лянота, хочацца подзвігаў, але ў крытычны момант выпадае проста выжываць, гарачлівы і не дужа інтэлектуальны юнак горача падтрымлівае дабро і горача вінаваціць сябе, але, не знаходзячы падтрымкі ў сусвету, сутыкаючыся з цяжкасцямі, з'язджае да "як атрымалася". Супярэчлівы вобраз Акэмі, проста цяжкая жаночая доля, больш зямная і праўдападобная, чым нябёскі вобраз Оцу, якой пашанцавала прайсці праз бадзяжніцтва без траўмаў, што дзіўна для жанчыны таго часу. Але ж Акэмі адпачаткава не была такой узвышанай натурай, як Оцу, гадавалася не ў манастыры, а пры легкадумнай маці, выжывала з дзяцінства праз крадзяжы, то нядзіўна, што да такога сродку ў цяжкія хвіліны вярталася. Осугі - шалёная старая, дачка самурая, аднак, выклікае то агіду, то захапленне мужнасцю і ўпартасцю, то камічная, то трагічная, то жаласная. Бясконца можна параўноваць галоўных антаганістаў Мусасі Міямота і Сасакі Кодзіро: іх стаўленне да вопраткі, да сяброў, да зброі, да мастацтва, як яны вітаюцца, п'юць, збіраюцца на апошні двубой, прычым Кодзіро не дашчэнту адмоўны персанаж, ён бясстрашны, выдатны майстар меча, шануе старую Осугі і помсціць за Акэмі, шчыра думаючы, што робіць паслугу. А можна параўнаць хлапчукоў Дзётаро і Іоры... Гэта дапраўды вельмі багаты тэкст, поўны нюансаў, якія, калі шчыра, не заўсёды да канца счытваюцца жыхаром заходняй цывілізацыі.

Кодзиро воспринимал меч как воплощение силы и мастерства. Для Мусаси меч был символом духа. В этом состояло коренное различие между ними.

З гледзішча сучаснай літаратуры можна ўбачыць у рамане Ёсікавы прымітывізм і наіўнасць: занадта дасканалы незгінальны самурай - але гэта не так, акрамя незгінальнасці, геройства, Мусасі робіць памылкі, сумняваецца, бывае жорсткім, нячулым, сам прызнаецца, што яму не стае выхавання (адукацыі); занадта дабрачынная Оцу - але і гэта не так, яна часам капрызнічае, крыдзіцца, калі не трэба, адмаўляецца ад лагічных і рацыянальных дзеянняў.

Мусасі не меў прамых настаўнікаў. Як казачны багатыр, тры гады ў замкнёнай вежы зубрыў тэорыю. А далей вучыўся ў дарозе. Ад ветру, агню, ручаю, дрэваў, праз сузіранне і складаныя асацыяцыі, праз агародніцтва і каліграфію. Увесь свет, усе яго з'явы - школа фехтавання. Зрэдку - "майстар-класы" сэнсэяў. Прычым Мусасі быў настолькі смелы ў навучанні, што парушаў законы, калі яны не былі эфектыўнымі - толькі так і можна дамагчыся росту. Сам майстар, ён заўважаў цвёрдую руку майстра ў нягеглым гліняным кубачку для гарбаты, у выразным рысунку карціны ў таканама. Пазнаў выдатнага фехтавальніка з надзвычай гладкага зрэзу півоні. Шлях меча прыроўнены да шляху мастака, каліграфа, майстра экібаны і гарбатнай цырымоніі. Мусасі вучыўся ў воінаў, мастакоў і манахаў. Адзіны шлях, на якім ён не атрымаў перамогі - шлях кахання. Ён вытрымаў спакусу, не паддаўся жаночым чарам знакамітай гейшы. І ўсё ж задаў лататы ад пачуццяў. Калі б трэба было знайсці пераможцу пераможцаў гэтай кнігі - гэта, як ні дзіўна, Оцу, яна пацярпела паразу, на першы погляд, але ж парадаксальна перамагла Мусасі, які ўсю кнігу ад яе ўцякае.

Акрамя цікавых герояў, думаю, літаратуразнаўцы напісалі не адно даследаванне пра гістарычны фон рамана Ёсікавы. Станаўленне больш спакойнага кіравання пасля грамадзянскіх войнаў, згадванне мноства гістарычных асобаў. І ўсё ж месца гэтага тэксту далёкае ад дакументальных паліцаў віртуальнай усясветнай бібліятэкі. Гэта свет міфу, герояў, блізкіх да багоў, чыімі імёнамі называюць сузор'і, застылыя ў пазачассі. Не выпадкова мы не бачым нараджэння Мусасі і ягонай смерці. Ён вечна ідзе па сваёй дарозе подзвігаў па шляху, замкнёным у кола па-за лінейным гістарычным часам: заняпадак, вучнёўства, сустрэча з мудрацом, вучань-спадарожнік, сустрэча з зямной жанчынай, сустрэча з "незямной" жанчынай, вораг, перамога, слабасць, уцёкі, навучанне, вораг, перамога - і далей на новае кола.

Не смущай меня! Я все еще любитель. Просто на свете немало людей, которые владеют мечом еще хуже меня.

Раман пра героя-воіна-адзіночку была небяспека заліць экстрактам пафасу. (У гэтым учынку няма гонару! - чуецце кліч клінгонаў.) Але Ёсікава здзяйсняе тое, што захапляе мяне ў эпасе Толкіна: пафас алхімічна дакладна разбаўлены гумарам. Эпапеі некаторых паслядоўнікаў фэнтазі немагчыма трываць ад ванітнага ўзнёслага надрыву, неразбаўлены пафас робіцца атрутай і пародыяй на сябе самога. У Ёсікавы шалёная старая Осугі, няўдачнік Матахаці, блазан Дзётаро ствараюць неабходную раўнавагу сапраўднай прытарнай велічы. Высокае і нізкае ў правільнай сумесі даюць аб'ёмны жывы свет.

Увогуле кніга бачыцца мне ўзорам японскага жывапісу: цвёрдыя выразныя каліграфічныя рысы, пачуццёвасць выгінаў і згаслых адценняў, дробныя дэталі-аздабленні, якія хочацца разглядаць, і шмат паветра. Гэта доўгі шлях, які сузіральнаму спадарожніку дае зрэдзьчас каштоўныя знаходкі. Няма гарантый, што ты знойдзеш. Але ідзеш. Калі сапраўды гэтага хочаш. Калі ўпэўнены. Калі твой намер цвёрды.

Владеющий искусством воина
Четок в движениях.
Он действует, он не скован.
Познавший себя и врага
Побеждает без угрозы для жизни.
Познавший землю и небеса
Одерживает верх надо всеми.