4 «…Ироническим рассудком не поверяйте чудеса»

Был в английской литературе конца XVIII века такой любопытный жанр – готический роман/повесть, знаковое явление преромантической культуры. Страшные сюжеты, леденящие кровь, демонические герои, обуреваемые страстями жуткие злодеи, отравляющие жизнь добродетельным персонажам. Свое начало этот жанр поведет именно с этого произведения, и находки его автора будут затем повторены в романах десятков его последователей.

Повесть начинается с несчастья: в день своей свадьбы погибает юный Конрад, сын Манфреда, князя Отрантского. Юношу раздавил огромный шлем с черными перьями, похожий на тот, что венчал статую Альфонсо Доброго в его усыпальнице в храме. Отец Конрада, горюя об утрате, тем не менее, грубо домогается невесты сына, Изабеллы, намереваясь в браке с нею продолжить свой род. Но как предупреждение преступнику вдруг оживёт портрет его предка, появятся и закованные в латы исполинских размеров рука и нога рыцаря, обитающего в стенах замка, и его гигантский меч. И чудеса на этом не закончатся.

В повести Уолпола есть всё то, что потом станет визитной карточкой литературной готики: отнесение времени действия к седому Средневековью, неумолимый рок, тяготеющий над знатным семейством, наказание потомкам за страшные грехи предков, тайна благородного происхождения героя, старинные пророчества, вещие сны, чудесные знамения, дурные предчувствия, инфернальные персонажи… И, конечно, мрачный средневековый замок с его винтовыми лестницами и глухими башнями, тёмными подвалами и лабиринтами подземных ходов, полуразрушенными сводами пещер и дверями, скрипящими на ржавых петлях под жуткими порывами ветра, воющего в анфиладах комнат. А еще появление призрака, молящийся в храме скелет отшельника, жуткие удары грома, потрясающие замок в кульминационный момент действия. Весь этот антураж воссоздаёт эстетику ужасного. «Кровь похолодела в жилах», «пугающее безмолвие», «прилив страха», «удивление и ужас», «ни жива ни мертва от страха», «волосы на голове… зашевелились сами собой», - этими и подобными фразами пестрят страницы повести. И при этом страх и ужас какие-то иррациональные, безотчетные.

Нам, людям XXI века, живущим в эпоху компьютерных технологий, знакомым с видеорядом жутких фильмов ужасов, искушённым в шокирующем хорроре, происходящее покажется наивным, но не будем забывать, когда это написано. 1764 год! В России публика конца XVIII – начала XIX столетия зачитывалась подобными историями, их пересказывали, им подражали русские писатели. Помните пушкинскую Татьяну? Так вот, не случайно поэт упоминает, что «страшные рассказы зимою в темноте ночей пленяли больше сердце ей».

Еще мое внимание привлекла мысль, высказанная служанкой: «Любовь уравнивает людей различного звания». Весьма передовой тезис для своего времени! Это ж будущее карамзинское «И крестьянки любить умеют», идея внесословного равенства людей.