5

Такие книги читать тяжело и страшно. Такие книги читать необходимо каждому. Если мы будем убирать такие книги с глаз долой, подальше от своей памяти, от своей совести, то кем тогда мы станем? Читаются эти книги со слезами на глазах, с комом в горле. Маленькие свидетели той страшной войны. И детство закончилось в один момент. Даже грудные дети порой знали, что нельзя плакать, нужно молчать, когда голодно и холодно, иначе смерть. Душераздирающие воспоминания:

**Так и связалось у меня в памяти, что война – это когда нет папы...
**Воспитатели и учителя старались не произносить при нас слово «мама». Они рассказывали нам сказки и подбирали такие книжки, чтобы там не было этого слова. Если кто-то вдруг произносил «мама», сразу начинался рев. Безутешный рев.
**Наши детские разговоры...Сядем и рассуждаем: если словить мышь (а их в войну развелось много – и в доме, и в поле), можно ли ее съесть? Едят ли синичек? Едят ли сорок? Почему мама не сварит суп из жирных жуков?
**У меня, например, было две сестры, у кого-то брат или двоюродные братья и сестры. А у кого не было, те сами роднились: давай ты будешь мой брат или давай ты будешь моя сестра. И тогда уже оберегали друг друга, заботились.
**Зимой мы несколько раз катались на замерзших немецких трупах, их еще долго находили за городом. Катались, как на саночках... Могли пнуть мертвых ногой... Прыгали по ним... Мы продолжали их ненавидеть.
**Как захотелось детских игрушек! Детства захотелось... Положим кусочек кирпича и представляем, что это кукла. Или кто-то самый маленький изображал, что он кукла.
**Не вспомню... Не запомнила, когда мысль о том, что можно съесть свою кошку или свою собаку, стала нормальной. Обыкновенной. Стала бытом.

**Немцы ходили по хатам... Собрали тех, у кого дети ушли в партизаны... И отрубили им головы посреди деревни... Нам приказали: смотрите. В одной хате никого не нашли, поймали и повесили их кота. Он висел на веревочке, как ребенок...

**Война — это мой учебник истории. Мое одиночест­во... Я пропустил время детства, оно выпало из моей жизни. Я человек без детства, вместо детства у меня — война.

Сразу вспоминаю рассказ сестры свекрови. Ей было пять лет в 1941году. Её мать с тремя малолетними детьми уходила из Калинина в октябре пешком по бежецкой дороге вместе с беженцами. Вплоть до освобождения города 16 декабря 1941года они жили в лесу в шалашах. Есть было нечего. Но они выжили, вернулись в Калинин, сразу после освобождения города.Книга Алескеевич и о ней тоже.

**Мы — последние свидетели. Наше время кончается. Мы должны говорить...