3.5

Тема блокады для меня невероятно болезненна, воспринимать ее могу только через призму личных ощущений. В прошлом году прочитала у Энн Фадиман про то, что у каждого книголюба есть своя странная полка, где собраны книги совершенно нетривиальной тематики. У меня такая полка тоже есть, и книги на ней связаны с ужасами Великой Отечественной войны: Холокост, концентрационные лагеря, история Третьего Рейха, блокада Ленинграда. Всякий раз, когда беру какую-нибудь книгу с этой полки, задаюсь вопросом, как человечество допустило это. К сожалению, книга Сергея Ярова далеко не в полной мере ответила на мой вопрос.

Читаю уже вторую книгу из серии «Живая история» и могу сказать, что первая мне понравилась несоизмеримо больше. В той автор не оставил ни одного вопроса, осветил все аспекты жизни в нацистском концлагере. Здесь же было ощущение, что прошлись по верхам. Кроме того, у меня возникли большие вопросы к логическому построению книги, а также к некоторым фактам, которые противоречили друг другу. Приведу несколько примеров:

1) Книга начинается с обширной главы, посвященной военным действиям, которые привели к блокаде города. Наверное, в этом был какой-то резон, но отвечает ли это задачам описания повседневности, если в главе идет речь преимущественно о наступлениях, отступлениях и военных операциях. Возможно, не стоило столь подробно рассказывать о решениях, принятых военачальниками, а стоило хотя бы сосредоточиться о взаимодействии солдат и горожан.
2) Автор нередко вводит понятия, которые никак не объясняются. Например «выморочная квартира» или «смертное время». Ну сделай ты в самом начале книги какую-то хронологию блокады, введи все необходимые понятия, читать стало бы гораздо проще и понятнее.
3) Если же говорить о прямых противоречиях, то здесь мне ярче всего запомнилась глава про досуг ленинградцев. На одной странице автор пишет, что в связи с голодом интерес к книгам заметно упал, ни у кого не было сил читать, книги использовались в качестве материала для отопления помещений. Но уже на следующей странице Сергей Яров пишет о том, рынок букинистики испытывал большой подъем. Сначала я подумала, что горожане покупали книги для растопки, но после упоминания о достаточно высоких ценах на издания я усомнилась в этой версии. Во всяком случае, автор не объясняет, почему вдруг книги стали столь ходовыми (и откуда у горожан были на них деньги, если подумать).
4) Еще одна прискорбная деталь — много о чем было сказано буквально в нескольких предложениях, что не позволило выстроить в голове целостную картину быта Ленинграда. Например, школы, детские сады, высшие учебные заведения. Об их работе мало чего было сказано. Велись ли занятия в первую осень и зиму блокады? Или их всех эвакуировали? А если не всех, то кого оставили? Или, скажем, про Ладогу не было сказано ни слова. Как это все было организовано, что везли, кто там работал? Остались неясными и вопросы работы почты, телеграфа. Что слушали по радио? Что писали в газетах? Выходили ли газеты вообще? Как мне кажется, все эти лакуны в повествовании возникли как раз из-за странного построения книги, на мой взгляд, совершенно нелогичного.

Конечно, я ставлю семерку не тем событиям, их оценивать не имеет права ни один сытый и довольный современный человек. Я ставлю семерку именно автору, который не сумел в полной мере раскрыть столь важную и по-настоящему многомерную тему блокады.