5

Я очень долго подбиралась к этой книге, ходила вокруг нее кругами, заблуждалась, словно в трех соснах, в других книгах из своего ридера, пока сроки со всей слепой неумолимостью рока не нависли над моей бренной совестью, не пригрозили ей страшной карой в виде недопуска до следующей игры ТТТ и не уверили в необходимости начала чтения. И тогда, под натиском обстоятельств, под гнетом больной и матом воющей на луну совесть, я все же ткнула пальцем в чуднОе название "Бом-бом" и принялась за чтение.

Ох, нелегкая же мне выпала работка, товарищи! Если раньше я блуждала в книгах, то теперь начала чувствовать, как всего одна книга начинает засасывать меня, словно зыбучие пески, пленять между миллионами своих слоев, приковывая к себе цепями двойных и тройных смыслов. И если уловила я хоть одну двадцатую из всего, что в нее было заложено, то спокойно могу считать себя человеком не то что умным, но просто не в меру развитым и не по годам начитанным.

На что же похож такой текст? Я вам расскажу. Мне не жалко. В нем столько хитросплетений, столько переходов, столько граней, что, напиши его женщина, будь он хоть чуточку легковесней, я бы звала его кружевом, но он не легок, не мягко витиеват, но ажурно-тяжел. Напоминает он фигурную ковку с такими тончайшей работы завитушками, от которых и глаз не отвести, и в узоре ничего не понять, и остаться в нем навсегда, заблудившись взглядом. Вы только вчитайтесь в эту строчку:

Вокруг была осень. Она выпускала из рукавов стаи журавлей, а в бровях ее гнездились желтые осы.

Сюжет в книге тоже невозможный, мистический, пряный, но русский до глубины земли, до самого дна чертовой башни, которая растет вниз, а не вверх, и которую надо стеречь от неосторожных глаз, которой, как древнему богу, надо плодить наследников, чтобы, если призовет, шли в нее, звонили в колокол и оставались там навечно, пока не придет к ним следующий звонарь, пока не позовет она его, как пчелу - матка.