2 Триада света

Увы, увы книга оказалась апологией британской колониальной политики. Речь в "Горьких лимонах"  идет о борьбе Кипра за независимость в 1950-е гг. Лоренс Даррел находился в это время на острове, который еще не разделился на два государства и официально принадлежал Британской империи. Писатель оказался свидетелем событий, ставших ключевыми в истории Кипра. Движение сепаратистов боролось за то, чтобы войти в состав Греции, так как большая часть киприотов - греки. То есть о фактической независимости острова никто не помышлял, но его хотели видеть частью страны, где преобладала их собственная нация.

Лоренс Даррел написал книгу, в которой красной нитью проводится нехитрая мысль: киприотам лучше всего жить под пятой Британии, да и британцев они, в сущности, любят, хоть и убивают. Для пущей достоверности автор вкладывает эти удивительные рассуждения в уста грека-киприота, своего соседа по имени Панос:

И мне показалось, он имел в виду вот что: тот мифопоэтический образ англичанина, который каждый грек носит в своем сердце, и который сплавлен из великого множества перекликающихся между собой, наложенных одна на другую картин, — образов поэта, лорда, рыцаря без страха и упрека, защитника попранных прав, справедливого и влюбленного в свободу англичанина, — этот образ свергнут с пьедестала и разбит на тысячу осколков, и никогда уже не собрать их вместе. Парадоксально, однако оплакивали они вовсе не Караолиса, но — Англию.

О Англия, морями правь! Лоренс Даррел являет собою настолько ходульный пример типичного англичанина из высшего общества, настроенного снобистски к другим народам и настолько уверенного в непогрешимости принципа империалистического управления колониями, что диву даешься. Никакие прогрессивные настроения прошлого века не затронули душу этого путешественника, влюбленного в Античность и Средиземноморье. Нет ничего сильнее воспитания, этого чувства превосходства, которое правящие классы вкладывают в души своих отпрысков. Поскольку Британия Кипр все-таки потеряла, Даррел сожалеет о допущенных ошибках, мягко критикуя недостаточно жесткие меры со стороны Форин Офис. И одновременно разражается панегириком губернатору Кипра Джону Хардингу, якобы это был милейший человек, в то время как комментарий русского редактора к сему отрывку отчасти восстанавливает справедливость: Хардинг установил на острове полицейский режим несвободы и широко применял карательные меры, а также закрыл учебные заведения, как рассадники экстремизма. На все это Даррел закрывает глаза.

Читать эту пропаганду было откровенно скучно. Но все же скажем и о достоинствах книги. Стиль Даррела оригинален и интересен, его описания природы Кипра безупречны:

Пока мы шли по лугу, тонкие цветочные стебли цепляли нас за башмаки и тянули назад и вниз, словно хотели утянуть в Царство мертвых, откуда только что выбрались сами, напитанные слезами и ранами бессмертных. Деревья карабкались здесь по отвесным каменным стенам, запуская корни в любую едва заметную щель, и кроны их нависали над долиной, где каркали и кружились на ветру грачи, ловя невидимые нам воздушные потоки. А ниже, еще ниже, длинными дрожащими мазками поперек средней части пейзажа плыло зеленоцветное море, отрава и греза Европы, натянутым луком изгибаясь вдоль серо-стального Тавра, который замыкал наш горизонт и связывал небо и землю, подчеркивая великолепие обоих.

Под конец я придумала зарисовку, ее хорошо поймут ценители Дона Делилло, и она резонирует со средиземноморскими пейзажами, как загадка, заданная самой природой:

- Я буду любить тебя вечно...


Краски заката.
Мастер-кард. Виза. Америкэн экспресс.