3.5 Спойлер

Согласно аннотации книги Чарской были весьма популярны среди ее современниц юного возраста. Трудно сейчас объективно судить о книге, будучи взрослым представителем эпохи, в которой даже детсадовцам доступно всё разнообразие достижений цивилизации. Неужели в наши дни детям тоже интересна такая сентиментальная литература? Я ни в коем случае не ёрничаю, мне и правда интересно было бы знать. Лично для меня приторность и восторженность настолько ослепляла сияющим нимбом, что за ним терялся и сюжет, и возможность сопереживания трагическим событиям. К тому же меня неприятно поразило описание болезни и отношение к ней ответственных лиц. Когда стало ясно, что девочке становится хуже, отчего сразу не телеграфировать ее отцу, отчего ее не лечили толком, а проявляли всяческую любезность, иногда катая ее в своей карете? Болезнями легких, чахоткой, страдали очень многие, болезнь изученная, да дураку понятно, что болезненному ребенку надо бежать из сырого Петербурга на море, на воды, в горы опять же! Читателю не дано узнать подробностей от лица маленькой рассказчицы, но в описанном виде это выглядит халатностью. Ну и религиозный фатализм, конечно, мне недоступен: «Нину отозвал к себе господь, а воля Его святая, и мы не должны роптать… Впрочем, - прибавила Maman,- Нина все равно долго бы жить не могла, она была такая хилая, болезненная, и та роковая болезнь, которая свела так рано ее мать в могилу, должна была непременно отразиться и на Нине… и потому,- заключила княгиня, - не горюй о ней…
Часто эту повесть сравнивают с «Джейн Эйр» с пансионом Ловуд. Действительно, есть и сцена с прилюдным наказанием, есть и смерть подруги. Однако здесь с трагическими обстоятельствами можно было побороться, в отличие от Элен Бернс, у княжны Джавахи очень обеспеченный отец. Отчего изначально не направить горячо любимую, но болезненную дочь в какую-нибудь горную Швейцарию учиться, не понимаю.
Да и общий настрой повести, возвышенно-сладкий, мне не близок. Скорее уж мне близко выражение Нины: «У всех институток привычка лизаться, а я не люблю!» Однако наблюдать за отношениями девочек было все равно интересно, особенно отмечая бытовые занимательные факты, игрушка «американский житель в баночке», подарочный «фрейлинский шифр», например. Как учителя меня интересовали детали учебного процесса, варианты поощрений (белые шнурочки, почетная доска), наказаний, обучения и экзаменов. Радует, что в отличие от многих других описаний школ, или не дай бог, бурсы, сам процесс обучения кажется довольно результативным и не унижающим.
Именно с художественной точки зрения повесть не слишком меня увлекла. Тем не менее, поскольку это начало истории о Люде Влассовской, возможно, я прочту продолжение. Очень надеюсь, что девочка превратится не в такую же «сладенькую» девушку.