4 Эдичка наоборот

«Еще в детстве я поклялась никогда не работать. У меня была книга о человеке, который вырезал уточек из дерева, и я прямо видела, как он сидит в своей мастерской и все время делает этих уточек, но на табличке в форме утки, которая висела у него на двери, было написано «Ни дня в жизни не работал»»

________________________________________________

Строго говоря, повсюду, куда дотянулись мои вездесущие сообщения, я успела продекларировать: «Я прочитала «Инферно» Айлин Майлз, и эта книжка мне ужасно не понравилась». Но, как это случается постоянно, чем больше я брызгаю слюной в выражении негативных эмоций, тем яснее осознаю, насколько меня затронул тот или иной объект моей ненависти.

В общем-то, начала я читать ее еще в феврале, и бросила примерно там же, еле дойдя до полсотни страниц. На самом деле, я купила «Инферно» (в этот раз даже не скачала, поскольку не смогла найти электронной версии, и вообще синусоида моих отношений с книжками сейчас находится в том периоде, когда желание понянчить в руках красивое и приятное на ощупь издание перевешивает острую необходимость похавать пару раз в маке) после прочтения «Это я - Эдичка» (про русского поэта-эмигранта в условиях Америки годов 70х), и Эдичка снес мне башню своей чрезмерной искренностью и эмоциональностью, близкой к истерике. Эдичка – человек без кожи, чья «профессия - герой», которого болтает в жизни из стороны в сторону в поисках Великой идеи и все причиняет ему почти физическую боль, так что сложно не почувствовать сродство с ним.

Поскольку, аннотация к «Инферно» обещала погружение в ту же временно-пространственную точку координат, но на этот раз со стороны персонажа, почти во всех смыслах Эдичке противоположного – поэтессы-лесбиянки-американки, - начала я читать ее не раздумывая.

Но споткнулась на чрезвычайно распадающемся повествовании: паттерны и узоры, за которые пытаешься зацепиться взглядом в сюжетной канве как будто рассыпаются у тебя в руках и нет возможности за что-то зацепиться. Если бы термин «потока сознания» в литературе придумывала я, то я бы придумала его именно для «Инферно». Но в то же время, в какой-то момент чтения осознаешь, что эта обрывистость создает ощущение реального присутствия (как когда-то в предисловии «Апофеоза беспочвенности» писал Шестов, использование афоризмов вместо цельнокроеного текстового полотна гораздо ближе к реальному способу мышления человека. И «Инферно» эту мысль подтверждает).

В то время, когда Эдичка затаскивает тебя на самую глубину своих чувств, туда, где начинаешь захлебываться в попытках глотнуть спокойствия и размеренности, туда, где лежит уже начинающий вонять и разлагаться труп сбежавшей «его несчастной русской девочки», в «Инферно» все рассказывается честно, но сквозь дымку уже давно пережитых эмоций. Там, где Эдичка бродил по улицам Нью-Йорка, «чтоб поймать случайность, удостоиться встречи, а в большинстве случаев шел как будто просто так, по желанию своей души прогуляться, а на деле все с той же целью – сподобиться встречи», сбегая от себя, от страха «вдруг душа моя не найдет здесь к кому бы прилепиться, тогда и за гробом обречена она на вечное одиночество», героиня «Инферно» выбирала одиночество осознанно, «чтобы сохранить иллюзию того, что времени не существует, а пространство бесконечно» и проводила свои продуктивные дни в загородном доме, где она «писала страницы за страницами, романы и стихи, разжигала огонь, лежала в огромной кровати и смотрела все, что снял Пазолини, и Далай-ламу – по чуть-чуть каждый вечер (он говорил о «прибежище» - и читала отличную книгу Делеза «Мазохизм»)» (в этот момент чувствуешь родство с ней в самоизоляции).

Когда ты наконец осознаешь, что рассказы Эдички – это дневник, это то сокровенное и кровоточащее, что люди привыкли прятать ото всех (давно вам рассказывали, как «она мне сказала тогда, 13 февраля, у меня отвратительная память, когда я лежал и хотел уморить себя голодом, так хотел умереть, сказала мне по телефону жуткое слово: «Ты – ничтожество»»?), а «Инферно» - рассказ случайного человека, сидящего рядом с тобой за барной стойкой, восприятие, ждущее души нараспашку и самых личных подробностей, перестраивается.

В общем-то, если перестать с дубинами и факелами ломиться в комнату номер 19, а воспринимать не больше и не меньше, чем героиня хочет поделиться, картинка наконец складывается, и следить за путем взросления и становления поэтессы, которая на самом деле все равно очень живая, иногда косячная, иногда не понимающая ничего (а тут выход один – «если ты не могла разобраться, что тебе делать, можно было решить, хорошо, буду чьей-то девушкой»), иногда восхищающая, со своими проблемами и «новоприобретенными лесбийскими страданиями (как будто не хватало еще одной их разновидности)», оказывается захватывающе. После пятидесяти страниц, остаток я закончил за пару полуночничеств, буквально взахлеб.

Короче, если перспектива, пускай и на социальной дистанции в полтора метра, зарелейтиться с поэтессой-лесбиянкой вас не пугает (а я всякий раз наивно полагаю, что количество боящихся должно стремиться к множеству меры нуль), то «Инферно» - хорошая компания для нескольких вечеров, да и поддержать No Kidding Press, которое издает литературу, не влезающую в вашу зону комфорта – дело хорошее.

________________________________________________

«Когда тебе двадцать с чем-то, ты плывешь, пых-пых, цепляя по пути чувства и переживания. Казалось, что все тогда много чего чувствовали, и можно было накрутить это все на себя, […] и жить в этом какое-то время, или полностью отстраниться, как это делала я (по профессиональным соображениям) и расценивать свои поступки исключительно как искусство, материал для творчества»

«Все кончено, сказала она. Дело не в том, веришь ли ты тому, что кто-то говорит в этот момент. Ты и так уже все знаешь. Огромная часть романтических отношений – это просто обмен алиби. Когда она говорит, что там «все кончено», она имеет в виду, что потом, когда начнется черт знает что, ты можешь винить во всем ее. Я думала, что все кончено, будет говорить она. И все, что тебе останется – эта жалкая фраза, как мертвая змея. Поверила девчонке. Ты этого хочешь?»

«У меня есть проблема. Дело в том, что я совсем не из той культуры, к которой делаю вид, что принадлежу. Я тайно хочу чего-то консервативного в этом модном современном мире. Это прямо убивает меня каждый раз. Я чересчур серьезно отношусь к сексу. Слишком много чувств. Дрожь в моем теле настолько ощутимая, что это, должно быть, любовь»

«По величайшему городу нашей
страны бродят бездомные
люди. Среди них мужчины, больные
СПИДом. Разве так должно быть?
Что нет домов для бездомных, что
нет бесплатной медицинской
помощи для этих мужчин. И женщин.
Что им ясно дают понять –
пока они там умирают на улице, -
что они здесь чужие?»