4 Круги на воде

Каково водителю, который ни в чем не виноват, а ребенок погиб или тяжело травмирован? Что он переживает? Может ли сесть за руль уже на другой день? Или у него появляется страх, а потом развивается невроз, в результате которого он теряет профпригодность? Как он ведет себя с близкими? И вообще, что с ним происходит? Как он справляется с чувством вины, если таковое у него возникает?

Власть и коррупция, фальсификации, аппаратные игры. Мне кажется, это как онкология: в обозримом будущем лекарство, увы, не предвидится.

Они знают, что ни в коем случае нельзя допустить никаких изменений режима, потому что новые начальники их сожрут за то, что они творят сегодня. И хорошо, если только сожрут, а то ведь и посадить могут, они ведь за годы службы много чего успели наворотить. И избивали людей вплоть до инвалидности, и у виновных деньги брали за отмаз, и невиновных сажали, и граждан, которые пришли заявить о преступлении, отфутболивали и месяцами мурыжили, только чтобы заявление не принимать и не регистрировать. Грехов у них полно, и больших, и малых. Власть сменится – и что им делать? Уходить со службы? Так они же ничего не умеют, разве что отписки сочинять, ведь раскрывать преступления они так и не научились

Рикошетные жертвы и отдаленные последствия человеческих поступков. Как найти в себе силы простить, забыть и попытаться жить дальше?

Как зло порождает другое зло, так и одно горе может породить другие беды, которые будут до бесконечности расходиться кругами от исходной точки.

Родственные узы. Как различить ту самую грань, отделяющую бедных родственников от пиявок захребетных? История взаимоотношений Инги с сестрой и матерью бомбила меня всю книгу. Помогать, безусловно, нужно. Но еще нужно уметь быть благодарным за эту помощь, а не принимать ее как обязательное и должное, особенно после того, как лишил ребенка мечты и усадил ему на шею, помимо себя, еще и все семейство второй, любимой, дочурки.

– Ты могла бы помогать родной сестре не с такой мрачной рожей, – заявила мать, стоя за спиной у Инги… – Швыряешь ей деньги, как подачку, как будто мы у тебя последнее отнимаем.

А Инга спрашивала сама себя: «Я действительно такая добрая? Или мне просто нравится быть такой? Нравится чувствовать себя спасительницей, ангелом-хранителем, как внушила мама?» Ответа она не находила.