4.5 Портрет, написанный кровью

Есть такая традиция в русской литературе: герои петербургских повестей и романов должны много страдать и сходить с ума как минимум пару раз в день, между прогулками вдоль Невы, посещением пышечной и бросанием пугливых взоров на Медного всадника. Дело это обязательное, обойтись совсем без достоевщины никак нельзя, даже если написанное скромно окрещено «женской прозой». Так что встречайте: «Важенка. Портрет самозванки» Елены Посвятовской – роман, в котором героиня прикидывалась фанаткой Чехова, играла роль стендалевского Жюльена Сореля, а в итоге сама не заметила, как превратилась то ли в Голядкина, то ли в Раскольникова.

В своём дебютном романе Елена Посвятовская подробно описывает три года из жизни ангарской провинциалки Ирины Важиной (Важенки), приехавшей в начале 1980х в Ленинград поступать в университет. Студенткой девушке удалось стать не сразу и пробыть недолго, но возвращаться в Сибирь к матери и бабке не хотелось настолько, что героиня решила остаться в северной столице любым путём, даже если путь этот лежит через постель нелюбимого мужчины и проживание в одной квартире с сумасшедшей пенсионеркой и её роднёй. Вскоре Важенка знакомится с компанией молодых ленинградских интеллектуалов и заводит роман с состоятельным сиротой Митей, вот только возлюбленный Ирины не торопится разрывать отношения со своей бывшей девушкой, с которой до сих пор проживает в одной квартире то ли по привычке, то ли в надежде вернуть былые чувства.

Литературный портрет зачастую не отличается статикой, так что за 400 страниц Елене Посвятовской пришлось создать целую серию изображений одной героини и продемонстрировать, как из простой, как пять копеек, провинциалки появляется на свет беспринципная сука, готовая пойти на всё, лишь бы выгрызть себе немного хорошей жизни. Важенка в 17 – «симпатичная, если накрасится, худощавая» девушка, подрабатывающая горничной в санатории. Важенка в 18 – громогласная душа компании, пьющая наравне с парнями. В 19 оставшиеся в прошлом тяготы студенческой жизни кажутся ей сущей мелочью, фраза «хочешь жить, умей вертеться» становится девизом по жизни. А в 20 героиня уже перешла ту черту, перешагнуть через которую назад и вернуться к нормальной жизни невозможно. Автор последовательно проводит Ирину, а вслед за ней и читателя через ряд эпизодов, являющихся своего рода демаркационной линей морали и нравственности, которая потихоньку отодвигается всё дальше и дальше от Важенки, расширяя границы дозволенного.

Самые крупные мазки «портрета самозванки» сделаны не повествователем, а другими персонажами, сторонними наблюдателями, которые подчас видят Важенку впервые, и знакомство их не обещает быть долгим. Парой метких слов случайные знакомые описывают изменчивый образ героини таким, каким смогли его уловить. Это то «обычная» девушка, то «вульгарная девица», а то и вовсе «шилохвостка стервозная». И без того трудноуловимая индивидуальность героини в конце концов окончательно стирается в тот момент, когда она становится частью компании ленинградских рокеров. Недаром влюблённый в неё Никитин упоминает, что никак не может запомнить её лицо, такие у него «неустойчивые черты».

Важный факт: Важенка, вообще-то, антигероиня, поэтому читателям, привыкшим «срастаться» с героями книг, придётся в какой-то момент с болью оторвать её от себя и взглянуть бесстрастно. Конечно, перед этим придётся закрыть глаза на обман Ирины на вступительном экзамене, затем не заметить ничего криминального в многомесячной лжи матери и подделке пропуска в общежитие. Скорость «падения» Важенки с каждой страницей набирает обороты: она лжёт, выкручивается, манипулирует, играет роли. Читатель до поры до времени оправдывает молодость, закрывает глаза на мелкие грешки юности, ведь, правда, никакой связи между обманом на экзамене, сексом с парнем подруги и убийством нет. Каждый вправе ставить алый «стоп!» там, где считает нужным, Посвятовская просто ненавязчиво намекает нам о том, что проскочив на полном ходу один запрещающий знак, гораздо легче не остановиться перед следующим.

Книжный Телеграм