3 Заговорю демонов и лягу спать

Узнать бы где-нибудь, что святого у российских издательств, и почему заглавие книги сменили с демонов на ангелов. Очевидно, в 1986 году, когда Кизи решил опубликовать сборник, с маркетингом было проще. "Я изобрел новую форму литературы", — нагло заявил он про этот сборник лениво скомпилированных эссе, частью автобиографических, частично с потолка. — "Это роман-ящик".

Ящик демонов, вот как он его назвал. В честь своего рассказа о мысленном эксперименте с демоном Максвелла, в котором он подменил горячее с холодным на добро и зло, и сразу все испортил.

Помню, как в таком же июле, как сейчас но в 2009 году я сидела в офисе и читала "Электропрохладительный кислотный тест", в равной степени разочаровываясь как в битниках, так и в офисной работе. Том Вулф писал о Веселых проказниках, которые оседлали ржавый школьный автобус Фурзур и принялись колесить по Америке, пожирая психоделики. Кизи представал в книге краснолицым Мефистофелем, который плохо продумал мысленный эксперимент, не смог переосмыслить природу добра и зла и полностью утратил контроль. Тем ироничнее, конечно, что в тюрьму его посадили за марихуану, а кислота еще была вполне легальной, да никто и не разбирался. Потом я узнала, что Вулф с ними не ездил, а просто оказался талантливым журналистом, и Кизи был на него немного обижен. Потому что Кизи в "Кислотном тесте" — тоже Кизи, но только одна его сторона, а другая сторона в книгу не попала, хоть и тоже была стороной Кизи.

Отфильтрованной демоном Максвелла.

Вулфовский дьявольский образ Кизи, высоченного, с белыми вихрами-рожками над алеющей лысиной, очень органично перекочевал в сборник то ли о демонах, то ли об ангелах, в виде Девлина Дебори. Если быстро-быстро произнести это имя много раз, получится "Дьявол в руинах", хотя я не стала бы этого утверждать. Девлин — это Кизи, который, окончив свои кислотные похождения, навсегда перебрался на ферму в Орегоне. Вокруг Девлина всё умирает: мелкие домашние животные и крупный скот, Нил Кэссиди и Джон Леннон. Честно говоря, немалую часть из них он сам задавил трактором. Но это я переживаю, я не фермер, по мне этот круговорот бьет сильнее, чем по Кизи. Он сидит в лесу на стуле из пня, стареет и ждет явления ангелов. Жалеет их, конечно. Всех, кто ушел. Долго жить тогда умел как будто только Берроуз.

Ангелы являются во всевозможных видах. Старые знакомые с дурными вестями о других старых знакомых. Родня со знатным комком опиума для празднования 4 июля. Байкеры, конечно же, а где байкеры, там и Хантер Томпсон — наверное, единственный человек, который мог не бояться погибнуть под тем трактором. Никаких конфликтов с системой, обычная бытовуха — коровы, дети, урожай, гости, наркотики. Люди заезжают к нему на ферму по дороге на Вудсток, а он не может, у него трактор. Кизи действительно был слишком молод для битников и стал слишком стар для хиппи. Эти рассказы — как иммерсия в осознанное, приземленное существование, очень далекое от борьбы с тоталитарной системой, практически автофикшен по сегодняшним меркам. С этой точки зрения "Гнездо кукушки" выглядит практически как "О мышах и людях". Демоны, не дававшие покоя молодому писателю, давно заперты в обувной коробке.

"Гаражная распродажа" была полной херней, как по мне, а вот "Ангелы" получились добротным сборником, в котором даже есть логическая структура и развитие персонажа, даром, что две трети сборника — автобиография. В нем есть несколько сильных рассказов, которые явно кочевали из плейбоя в плейбой. Например, "Назавтра после смерти Супермена" о том, как Кэссиди сошел с рельс. Есть и художественное, мне менее понятное ("В поисках Тайной пирамиды"), или главы из романа про бабулю Уиттиер, который так и не увидел свет, а должен был рассказать про бабушку Кизи, страдавшую деменцией. И красивые стихи в красивом переводе — то есть, извините "кайфовые куплеты". Если для этой школы перевода есть своя эпоха, то это — она самая.

Кизи пишет без херни. Не как Керуак, жующий слова (люблю Керуака, но врать не стану), и не как категоричный Томпсон — когда Томпсон появляется на страницах, разница двух писателей в темпераменте и словесном мастерстве так и брызжет со страниц. У него выходит практически американа — вышел Девлин на крыльцо, все такое прочее, улыбнулся солнышку, задавил трактором очередную кошку, очередная корова сдохла, еще живым поставил клеймо жидким азотом, прошло 30 лет. Просто жизнь. Жизнеописание того, кто чхал на модные писательские приемы, которые для хороших продаж надо выпускать с ангельскими перьями на обложке. Честно говоря, мне не хватало этой книги, чтобы понять его как автора. Я пропустила "Блажь великую" (точнее, оставила позади этот кирпичище, сбегая со съемной квартиры), но из удолбанного ночного санитара в психушке, краснолицего инициатора кислотных трипов и стареющего американского фермера сложился цельный человек Кен Кизи. А значит, не зря писал все это, чертяка.

Темное пространство вокруг Дебри внезапно заполняется лицами – они то вспыхивают, то гаснут. Дебри внемлет мерцанию, ощущает тепло и дружество, он полон равновеликой любви ко всем физиономиям – тем, кто близко, тем, кто далеко, тем, с кем знаком, тем, кого ни разу не встречал, тем, кто мертв, тем, кто никогда не мертв. Привет, лица. Возвращайтесь.