1

Есть у меня вредная привычка - не бросать книги. Уж если ругать, то ознакомившись со всем произведением целиком.
А "Немецкого мальчика" действительно очень хотелось бросить. Это побуждение сформировалось уже к тому моменту, как "мокрые волосы толстыми темно-рыжими змеями свисали над раскрытой страницей" и значительно усилилось от "бездонных карих глаз" (которые аж трижды встречаются на первых семидесяти страницах). Уж не знаю, заслуга ли это переводчика, или сам автор так постарался (а я придерживаюсь мысли, что они над этим работали в тандеме), но весь текст - штамп на штампе и штампом погоняет.
Добавьте к этому внезапные перескоки повествования с настоящего на прошедшее время и обратно, и мы получим поверхностный и неудобоваримый текст уровня плохого фанфикшена.
На деле мы имеем сентиментальную прозу в одном из худших из своих проявлений, где каждая девица - роковая красотка, а злодей не упускает ни единой возможности продемонстрировать нам, до чего он злонамерен и низок. Героев - тьма. И все с Драмой. Как будто специально для того, чтобы мы не могли отличить одного от другого, автор отдаёт приличную часть объёма однообразным диалогам. Самое худшее, что может быть в диалоге, это когда все герои говорят одинаково. И Патрисия Вастведт нам это прекрасно демонстрирует. Как и другие приёмы из серии "как не стоит жить писать роман".
Ещё мне бросилось в глаза (при том, что основную часть книги я читала бегло) частое упоминание сердца. И я даже провела некоторые вычисления.
По данным ворда, слово "сердце" и его производные упоминаются в тексте 81 раз. На 430 страниц. Это значит, что у мадам Вастведт и её героев сердце билось, скакало, сжимало, екало, разбивалось, трепетало, etc. каждые 5,3 страницы.

А вот мой любимый пассаж в этой книге:

Если бы Карен не знала, как Артур ее любит, она бы подумала, что он злится и на нее. Любовью Артур занимался так, будто на ее теле вымещал злость. Потом он засыпал на смятых, мокрых от пота простынях, а у Карен после садистских упражнений ныли руки и ноги. Она чувствовала себя истерзанной тряпичной куклой и едва не плакала.
Утром Артур нежно касался следов своей дикой страсти и просил прощения. Он гладил лицо Карен, целовал в губы, потом укладывал ее, как морскую звезду, и покрывал поцелуями ее синяки, грудь и ноющий живот. Карен чувствовала: Артур забирает половину ее боли себе.

Как говорит одна моя подруга - обнять и плакать.

Про содержание и говорить не хочется, ни героев, ни любви, одна мутотень, где все мыкаются туда-сюда, спят с нелюбимыми, женятся на нелюбимых, а потом страдают, потому что чё-то как-то не то. Да ладно!

Одного только я не поняла по прочтению - а мальчик-то тут причём?