5 Наваждение

Сладкий запах старой бумаги под тусклой лампой. Буквы сплетаются в языки, меняющимся почерком прочерчивая борозды карты. Расселяются люди. Гибнут пророки. Сотрясаются океаны от волн, земля – от крови. Уроборос продолжает поедать свой хвост. Планета кружится. Летят века. Бабочка взмахивает крыльями, новые морщины бегут оползнями по картам, гоня народы, кроя территории, смердя пеплом, обнажая кратеры из плазмы горя.

Жернова истории дёргаются за ниточки и продолжают крушить и молоть невинные кости. Выжженной душе никогда не утолить жажду, её спасение в свежей прохладе любимых объятий. И в возможности обладать. Знания всего мира и вся его память могут утонуть в них. Они, как вода и как воздух, как обезболивающее. В них само предназначение.

Предметы могут рассказать больше, чем люди. На них сами отпечатки истории: жизни и смерти, на них сотни и тысячи прикосновений рук когда-то живших людей и, возможно, умерших за них. Они могут подчинять и решать судьбы, вершить задумы динамического хаоса. Вполне вероятно, что именно скрипка является главной героиней книги, от истории которой произрастают все остальные. Ведь если бы не она, то нечего было бы рассказать ни об Адриа, ни о Саре, ни о многих других людях и эпохах. Она родилась для искусства, но почти всё, что притягивал её пленяющий ангельский свет, умирало.

Как наваждение, она ослепляла всех зрячих и желавших забыться от зримого, пробирала на захлёбывающиеся воздухом рыдания, отвечала на экзистенциальные вопросы, защищала морфием музыки от агонии реальности.

Но та всё равно настигла всех.