5

За наводку я благодарна двум авторам: Харуки Мураками, который в своем романе 1Q84 цитировал интересные места об аборигенах Сахалина - гиляках. И Галковскому, который в Бесконечном тупике обложил Чехова с ног до головы невоспроизводимой шизофренической критикой.

Реальность превзошла ожидания. Без всяких скидок на время создания, эта книга - полноценное криминологическое исследование притом в отличном художественном изложении. Просто не верится в объем проделанной Чеховым работы. Изучить сотни статей и книг, добрать до острова, обойти там почти каждую тюрьму, избу, барак, рудник, пешком продираясь через сахалинские дебри. Учитывая то, что, видимо, эта книга Чехова и погубила, она заслуживает большого внимания. (И у ж точно большего, чем она получила у нас на сайте).

Но понятно, чем она не удобна. Книга суховата, тут много цифр, и пусть за цифрами кровь, в том числе, авторская, к такому изложению нужна привычка. Здесь нет каторжной романтики, авантюрных побегов, больших страстей и благородных подвигов. Книга не патриотична, но и громких обличений в ней нет. Чехов лишь констатирует факты, а они не льстят. Он не трафит общественности, государству, он вторгается в епархию ученых, и вот член-корреспондент АН СССР и к.и.н., доцент в предисловии из 1980 года снисходительно отвечают ему, мол, не понял, не оценил, не достаточно источников поднял, и вообще, у нас-то теперь в СССР сплошная сказка земная.
В общем-то, типичная картина для криминологии.

Моменты, которые мне показались особенно интересными.

- При создании колонии предполагалась исправительная цель. Бывшие каторжане начнут строить дома, засевать поля, труд их исправит, да они еще и денег государству заработают. Как можно догадаться, идея не сработала. Место было плохо изучено, и на какую-нибудь заболоченную точку, которая смогла бы прокормить от силы человек 30 начальство сажало 200. Причем, из ссыльных хорошо, если половина имела какое-то понятие о сельском хозяйстве, строительстве, рыбалке или охоте. Инструментов и припасов всегда не хватало. Одновременно строить и пахать было невозможно. И во многих деревнях в итоге Чехов видел толпу оборванных мужчин трудоспособного возраста, которые, набившись в избу, обставленную одной грязью, сидели, голодали и ничего больше не делали.

- Рудники, несмотря на свою меметичность, далеко не самый тяжелый труд на Сахалинской каторге. Самое тяжелое - таскать из леса бревна зимой. Ну и вообще в любую погоду.

- А самое тяжелое в рудниках - не физического плана. Самое тяжелое это несправедливость, к которой особенно чувствительны заключенные. Те из них, кто при деньгах, имели возможность нанять на свое место других каторжных, а также и свободных поселенцев, что особенно нелепо. Представьте, какой-нибудь шулер или сутенер, или просто тот, кто больше наворовал на материке, сидит и пьет чай с сахаром в компании надзирателей, а уголь таскает честно отсидевший бедолага.

- Жизнь поселенцев вообще порой тяжелее, чем жизнь каторжан. Например, каторжанки получали пособие, а свободные жены каторжников, приехавшие за ними, нет. В итоге, скажем, убив мужа на Сахалине, жена становилась каторжанкой и ее условия жизни могли стать лучше.

- Положение женщин на Сахалине - особо отвратительная страница истории. Для женщин-преступниц с самого начала не было предусмотрено варианта исправительных работ. Измученные этапом женщины прибывали на остров никакие, и тут их тепленькими разбирали. Писарям и надзирателям получше, помоложе, зажиточным поселенцам - поплоше. Совсем уж не годные для использования в хозяйстве и постели - так, куда попало... Тут вам не "Голодные игры". Причем, ссыльные не любили, когда женщин завозили зимой: работ для них нет, а кормить приходится.

- Чехов нашел только три случая, когда вслед за женами на каторгу прибыли мужья. А вот свободные женщины ехали массово. В основном, по двум причинам: из любви и по обману мужа. Муж пишет жене, как он прекрасно устроился, у него тут и дом, и пашня. Измученная путешествием жена видит, что это неправда, но сил и средств вернуться на материк уже нет, да и муж быстро пропивает, проигрывает, продает ее добро, может и жену саму, и детскую одежду.

- Несмотря на необыкновенное распространение проституции, женских болезней, и вообще назовем это прямо - рабства, того, чем пугали в Чеховские времена - насильной выдачи замуж - практически не встречалось. По простой формальной причине. Чтобы венчаться нужно сначала официально развестись, а в те времена, да еще с Сахалина, мужчине получить развод было очень сложно.

- Так что даже удачные пары иногда до старости были вынуждены жить "во грехе". А бывали и удачные. Если убийца мужа, жертва домашнего деспотизма, скажем, случайно встречала на Сахалине хозяина, который был добрее и не обижал ее.

- На Сахалине была неплохая рождаемость. От скуки, в основном.

- Местные жители, гиляки, были почти неспособны к обману. Даже пытаясь поднять цену за товар, обычно переглядывались друг с другом, как дети, выдавая свой замысел. А когда слышали чужую ложь, хватались за животы и кривились, словно от боли.

- Понятно, что на положении гиляков и айнов устройство на Сахалине каторги и колонии сказалось скверно.

- Один из способов заработка на каторге: подбить новичков сбежать, а потом сдать властям за 3 рубля штука. За бегство полагались плети. Телесные наказания были распространены даже у заботливых начальников, в том числе было такое странное наказание как "приковывание к тачке". То есть человек потом так и жил с этой тачкой.

Ну и это далеко не все, что можно узнать из книги.

Главный мотив своего путешествия Чехов привел в обращении к Суворину:

"Сахалин может быть ненужным и неинтересным только для того общества, которое не ссылает на него тысячи людей и не тратит на него миллионов... Жалею, что я не сентиментален, а то я сказал бы, что в места подобные Сахалину мы должны ездить на поклонение, как турки ездят в Мекку... Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски..."

Авторы предисловия, о которых я уже говорила, основную часть своей работы посвятили положению политических заключенных Сахалина. Чехову не разрешили с ними общаться, и советские исследователи восполняли этот пробел, очень важный для них. И тут работа Чехова перекликается с книгой Приемлемое количество преступлений Нильса Кристи, которую я сейчас читаю. Кристи пишет, что, возможно, если бы мы, в первую очередь решились сократить число наказаний по общеуголовным делам, сократилось бы и число политических узников. Но правозащитники обычно обращают повышенное внимание на диссидентов, часто забывая остальную массу несправедливо страдающих людей. Думаю, Чехов бы согласился с Кристи. И, к сожалению, обе эти книги все еще крайне актуальны.