4 Джихад уже не тот

Книга Герберта - это фантастическое отражение своей эпохи с присущим 1950-1960-м годам интересом к Востоку, психоделическими экспериментами и борьбой колонизированных наций за независимость. Только вместо ведущего фрименов на священную войну с угнетателями подобия Лоуренса Аравийского у нас пророкоподобный Пауль Атрейдес, а диких и не очень мальчиков в псевдо-марокканских декорациях лапает уже не Уильям Бэрроуз, а барон Владимир Харконнен. В общем, герои испытывают на планете Арракис мощный приход от Пряности, но у всех он разный.

В "Дюне" Герберт раскрывает две истории. Первая - это линия вроде как прошлого, где описаны злоключения разгромленного, но не павшего в результате вендетты-канли дома Атрейдесов. Вторая - это будущее, намёками описанное в многочисленных трудах принцессы Ирулан о жизни Пауля Муад'Диба в стиле сборников цитат Мао. Сам Муад'Диб чем-то напоминает пророка Мухаммеда, но окруженного таким мощным ореолом мистицизма, что воображение начинает вытаскивать на поверхность образы вертящихся в трансе дервишей и волшебных дэвов. В этой детализации и кроется притягательность мира "Дюны" - он исполнен ощущениями, ароматами и звуками не меньше, чем визуальной картинкой. Но в этом кроется и недостаток: каждое действие Герберт дублирует. Если один персонаж что-то сказал, то другой потом обязательно об этом подумал, проиграл в голосе эту фразу, затем его накрыло воспоминанием, а потом - вызванными им чувствами.

Кстати, об чувствах в романе. Как это ни смешно, но именно злодеи охотно демонстрируют весь спектр эмоций, в то время как протагонисты берут над ними контроль, особенно в клане Атрейдесов. Герои испытывают любовь, ненависть, горе, утрату, но постоянно преодолевают себя, пряча эмоции за завесой спокойствия. Каменные истуканы какие-то. И гордость за сына подави, и печаль утаи, и гнев скрой. Оплакивать будем потом, мстить будем хладнокровно, смотреть на врага только с точки зрения нанесения ущерба, а на родного сына - как на хранилище полезных для расы генов. Не люди, а истуканы. Странно даже, как не менее холодные фримены вдруг настолько загорелись идеей последовать за Муад'Дибом в его ещё не объявленный, но явно грядущий джихад.

Наверное, в момент выхода книги и где-то до конца 1970-х годов "Дюна" читалась совсем по-иному. Но после исламской революции и распространения идей радикальных проповедников трудно воспринимать образ Ирана и аравийских племён как просто восточную сказку, экзотическую декорацию в драме космического масштаба. Да и "джихад" уже давно не означает в сознании современного человека Запада войну во имя справедливости. Потому-то и персонажи книги уже не воспринимаются как однозначно положительные борцы за правое дело. Да и Пауль Атрейдес местами такая Мэри Сью, что не получается уверовать в его реальность.