5

2:15. Бужу мужа.

- Тема, Довлатов умер.
- Что?
- Довлатов - умер.

Открывает один глаз, минуту обдумывает, говорит:

- До тебя и анекдоты долго доходят.

- А знаешь, от чего?
- Сердце.
- А откуда знаешь?
- Догадался. Ты что, книжку дочитала?
- Дочитала.
- Вот и ложись спать.

Вылезаю из-под одеяла, выключаю лампу, иду на кухню, какое тут спать?

Нет, конечно, я знала, что Довлатов умер. Более того, были художественные книги, в которых я знала заранее, что главный герой умрет. Здесь - записки и воспоминания современников, друзей, коллег, любимых, отрывки из довлатовских книг, оторваться невозможно. Семья, детство, армия, первые рассказы, игры словами, неправда, газеты, заповедник, милиция... Вроде бы, все ничего, пока не отрываешься, пока не наступает Нью-Йорк и, глядя на оставшиеся страницы, становится страшно. Здесь он - еще живой, но с каждой строкой - все ближе...

Мне было два года, когда его увезли на скорой и не спасли.

Мне было двадцать, когда я стала по-настоящему переживать за тех, кого читаю.

Конечно, не за всех и даже не за многих. Могу сосчитать по пальцам. Но в те моменты, когда находились близкие - по-настоящему близкие люди и книги - было страшно, потому что смерть была повсюду. Страшное ощущение того, что никого из этих людей невозможно увидеть, невозможно было увидеть никогда - для меня, которая только идет по следам и собирает не то, чтобы хлебные крошки, скорее - запах крошек и бесконечно вглядывается в старые фотографии, почти ощущая движение в них.

Два года мы были живы вместе, на одной земле. Это звучит слишком, но - похоже на попытку едва протянуть руку, так и не ухватив течение времени за рукав.

Все эти воспоминания, вскрытые записные книжки - делают еще больнее, потому что создают ощущение невозможной близости. Близости, которая невозможна и не могла быть возможна никогда.

Такое чтение - это консервный нож для сердца. Оно его открывает и бесконечно корежит. Оно учит любить мертвых, оставляя в защиту разве что абсолютно ненаучную веру в бессмертие. В бессмертие чего-то там, чего ты для себя извлек из всей этой бумаги.

А книжка, на самом деле, очень хорошая.