4 Нескромное обаяние бомонда, или несколько мыслей о кино и литературе

Кино из всех искусств - самое далекое от пресловутой "правды жизни". И cinéma vérité, да простит меня Дзига Вертов, именно что "киноправда", всего лишь эрзац, симулякр, бесконечно превосходящий в своей красоте и выразительности оригинал. Кино изящно искажает во всех аспектах - начиная от его неуклюжей прерывистости, вызванной частотой кадра и заканчивая цветокоррекцией - реальность. Более того, чаще всего оно эту реальность обогащает. Кино в целом "лучше" жизни. Даже самый скучный фильм гораздо насыщенней нескольких прожитых напрасно часов.

Литература в этом смысле ближе к нам и нашему дольнему миру, менее удалена от него и гораздо более критична. Если кино - это добрый утешитель, то литература - самый строгий судья из всех возможных. Возможно, сама коллективная природа создания фильмов делает их гораздо более близкими нашему архаичному фольклорному мировосприятию, которое никогда уже до конца не исчезнет из человеческого разума. Мы хотим, чтобы красивые люди, пройдя через катарсис, обнялись под проливным дождем, чтобы сердце наше затрепетало от нежности. Мы хотим, чтобы они отыскали котика и обрели себя.

И кино дает нам надежду на подобный исход. А литература - нет.

Безымянный писатель шестого (судя по всему) эшелона, человек без свойств - настолько без свойств, что его экранное воплощение сделали альфонсом, чтобы хоть чем-то его наделить, писатель, чьих текстов мы не увидим в том числе и потому, что не захотим (но, кажется, он хочет походить на Фолкнера), человек, остающийся все время действия посторонним наблюдателем даже тогда, когда участвует в происходящих событиях, оказывается все-таки идеальным рассказчиком для этой истории. Истории о том, что поиск себя неосуществим в мире, в котором люди лишены свойств. В мире, который сам каких-либо свойств лишен. Только дождь иногда может полить с неба.

Девушка, имя у которой есть, кажется, только для того, чтобы читатель не путался в хитросплетениях отношений двух безымянных героев (хотя и хитросплетений никаких особо нет); проживающая и, рискну сказать, прожигающая жизнь, не имея точки приложения своих сил, вынужденная существовать в окружении, в котором все тобой восхищаются, но где до тебя никому нет - действительно - дела, девушка, у которой, в общем-то, тоже нет свойств, а есть только жизнь, бьющая ключом в пустоты окружающего мира, оказывается идеальной героиней для все той же истории. Истории о том, что в таком мире попытки понять другого - столь же бесплодны, как и попытки понять себя.

Честолюбец (а все писатели - честолюбцы, в чем нет ничего плохого) без свойств и девушка (не собираюсь давать никаких негативных оценок, мы не на комсомольском собрании) без цели - два одиночества, вертящихся на своих орбитах, которые никогда не пересекутся. Их бы историю - да в фильм Антониони: его "Затмение" много ближе по духу к новелле Капоте, нежели экранизация Эдвардса, кроме разве что того, что Антониони не были так неприятны люди, о которых он снимал. В тексте Капоте неприязнь ко всему нью-йоркскому "свету", называемому так только потому, что скучающим от собственной бессмысленности людям нужно как-то красиво именовать себя, очень и очень заметна.

Здесь нет трагедии неосуществленной любви или нереализованных потенциалов. Здесь вообще нет трагедии. Трагедия есть в финале фильма - когда героиня все-таки находит и забирает кота. А коты не должны страдать от того, что их хозяева никак не могут найти себя и привязаться к чему-либо, оправдывая этим свои невротические импульсы.

В трилогии Белого "Москва", когда у главного героя умирает пес Томочка, для него начинается мучительный процесс потери своего "Я" с дальнейшим погружением в бездну безумия. В "Завтраке у Тиффани", когда героиня отпускает кота, для нее ничего не начинается и не заканчивается - в сущности, неясно, открывает ли она что-то для себя. Улетая (видимо, навсегда), она так и останется мимолетным наваждением, легким призраком, берущим 50 долларов на "туалетную комнату".

И никакой трагедии нет.
И с котиком все хорошо.