3.5 Зверство

Удивительная судьба у книжки. Удивительно то, что автору пришлось оправдываться и отчитываться за свой труд. Удивительно это в первую очередь потому, что замысел начинающего - тогда еще - натуралиста и патологоанатома человеческих душ максимально прозрачен и в пояснениях не нуждается. Собственно, и писать потому о "Терезе Ракен" тяжело, потому как предисловие, созданное Золя под давлением общества, избавляет читателя от соблазна изобрести трактовку, отличную от предложенной автором. Впрочем, тексты Золя как правило не предполагают разночтений и поисков ускользнувших от автора смыслов - его холодные и хирургические методы всегда служат ровно тем задачам, которые он перед собой ставил. Потому то, что будет здесь написано, во многом опирается на автокритическую заметку самого Золя.

"Тереза Ракен" писалась еще до появления задумки монструозного цикла о Ругон-Маккарах, однако уже в ней есть те основополагающие законы, по которым живут герои мира Золя: судьба, предопределенная природой, жизнь, течение которой мало определяется Провидением, лишенным какой-либо метафизики. Провидение у Золя предстает в виде чисто физиологической природы, управляющей всеми помыслами людей. Хотя иногда слово "помыслы" не совсем подходит - исключительно рациональный мир Золя обнажает порой полную иррациональность человеческих побуждений.

Иррационально и то, что принято называть "звериной" составляющей природы человека. В этом отношении "Тереза Ракен" оказывается парадоксальным исследованием психики двух безраздельно "звериных" личностей (если слово "личность" здесь подходит); парадоксальным потому, что вроде бы все с ними понятно - звери есть звери, - однако в своих животных порывах они обречены оставаться непонятыми. Рациональное отображение иррационализма звериных натур.

Кто-то где-то писал, что Терезу и Лорана сложно считать "стопроцентными" животными - дескать, были бы их души совсем уж однослойными и примитивными, они не смогли бы испытывать раскаяния. Совершенно ошибочный вывод, ошибочность которого возникает из-за неверной посылки. То, что мы наблюдаем во второй половине романа, есть следствие не раскаяния, а банальной трусости. Трусость вообще с самого начала побуждала этих персонажей к действию - преступление (в значении "переступить через себя") никогда не было уделом смелых людей.

Золя, конечно, жестокий автор. Жесток он потому, что ставит персонажей в такие обстоятельства и так разворачивает конфликт, что представить иного развития событий, равно как и их исхода, невозможно. При этом здесь мы лишены еще тех вспомогательных предустановок, которыми обладают герои поздних его романов ругон-маккарского цикла: там при появлении героя достаточно было взглянуть на его родословную, чтобы примерно понять, по какому пути он пойдет. Ни у Терезы, ни у Лорана нет этого бэкграунда, и они предстают перед нами такими, какими успели "вылеплиться" к моменту своей встречи. И если в большинстве натуралистических романов на вопрос "Кто виноват?" можно ответить, что виновата среда, то здесь даже как-то неловко становится, потому что не виноват никто: у виноватых не может быть атрофировано чувство вины, а "виновный" - понятие скорее из области юриспруденции, нежели морали.

Дополнение 1. Тут стоит сказать, что все "звериные" эпитеты, которыми я уже много раз наградил героев Золя, не нужно воспринимать как перенос качеств животных на людей. Животные во многих смыслах благороднее и честнее тех особей, которые появляются на страницах этой книги.

Дополнение 2. Кратко пробежался взглядом по тому, что написал, и понял, что выглядит это не как рецензия, а как некий проповеднический памфлет, который кому-то может показаться излишне категоричным, а кому-то - даже в каком-то смысле ханжеским. Ну и пусть. Рискну даже добавить, что "Тереза Ракен", при всей удаленности Золя от какой-либо метафизической плоскости, - книга очень даже христианская. А христианская она потому, что имеет вполне законченную мораль: предавать и убивать плохо.