4

Гигантский труд умнейшего человека. Поставила 4 звезды только из-за некоторых утомляющих диалогов между второстепенными героями. Хотя об этом автор предупреждает еще в самом начале книги: мол, произведение это таково, что можно пропускать вставные номера и дивертисменты.
Потрясающий Петербург. Моя любимая Петроградская сторона. Хочется составить некий топографический словарик к этому роману и пойти искать все эти дома, дворики и улицы.
Настоящий герой Ять. Такой, какие мне всегда нравятся - неоднозначный, запутаный и запутавшийся, выпавший из жизни, из контекста своего времени, немного таинственный, спокойный, рассудительный и при этом спонтанный и в чем-то непредсказуемый. Очень умный и кругом мне лично симпатичный.
Незабываемая любовь Ятя и Тани. Хочется сказать - такой любви не бывает. Но примеряешь ее на себя, вглядываешься в нее и понимаешь - бывает, еще как бывает. И как великолепна (прямо по Павичу) вставная история, эдак набросанная штришками и припорошенная магией, еще двух влюбленных: красавицы Ашхарумовой и толстяка Паши-поэта.
Ради мастерски выписанного финала, а вслед за ним послесловием автора, уже стоит браться за книгу. Когда я читала последние главки романа, мне представлялась картина, что сидит летний Дмитрий Быков где-то в Крыму на маленькой даче, за столом, перед открытым окном. В руках у него 500 страниц машинописного текста, странички неровные, одна из-под другой выглядывают, шерстятся, ерошатся. И вот он начинает их равнять, стучать об стол пачкой со всех четырех сторон, аккуратно укладывая, утрамбовывая, уговаривая страничку к страничке в ровную-ровную стопочку. Вот так и с финалом - уложил, успокоил, сравнял. точка. точка. точка.
Как-то с детства я люблю книги про Революцию. При чем меня всегда интересовали взгляды с обеих сторон. И почему-то я всегда принимаю любые точки зрения - для меня и белые, и красные хороши. (ну или книги мне такие попадались). Особенно меня (как-то необъяснимо) привлекает атмосфера революционных городов, одновременно разрушающихся и обновляющихся. таков Петроград и у Быкова. Еще и замистифицированный вдобавок тайнами, догадками. Когда во втором действии главный герой отправляется в Крым, я даже испугалась - как? больше не будет Петербурга? Но добрый автор не оставил меня, и пока Ять был в Гурзуфе, в Петербурге бурно жили две писательские комунны на Крестовском и Елагином островах - великолепные, разнообразные дядьки. Еще один реверанс автору - у него удалось выписать их очень ловко, так, что я не запуталась и с удовольствием наблюдала за жизнью каждого. (ведь бывает же так, что напридумает писатель массу вот таких второстепенных героев и свалит их всех в одну кучу, что и не различишь - где Иванов, а где Смирнов). Вот кстати к этим героям-филологам и прочим пишущим и умствующим героям я бы с удовольствием почитала бы пространный комментарий - кто, где и как. Прототипов мне подавайте! В послесловии Быков лишь приоткроет завесу. Вот, мол, Ять - это Виктор Ирецкий, а Арбузьев - это Губер, а Корнейчука и прочих вы должны бы и сами узнать, ну а "тот, кого нельзя называть" - это несомненно Александр Блок. И все же, и все же хочется еще раз глубоко-глубоко окунуться в эту писательскую атмосферу революционного Петербурга, но только уже с документальной стороны, так как фантастической я уже вдоволь насладилась благодаря "Орфографии" Дмитрия Быкова.

и вот постфактум вспомнилось из Тотального диктанта Дмитрия Быкова:
"У нас сегодня почти нет шансов быстро понять, кто перед нами: способы маскировки хитры и многочисленны. Можно сымитировать ум, коммуникабельность, даже, пожалуй, интеллигентность. Невозможно сыграть только грамотность – утонченную форму вежливости, последний опознавательный знак смиренных и памятливых людей, чтущих законы языка как высшую форму законов природы".