2.5 Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка

Я и от первого романа был не в восторге, скорее - в недоумении, а второй вызвал еще больше недоумение и даже раздражение. Раздражает неоправданный апломб автора, видимо, уже возомнившего себя классиком, и решившегося на "сурьёзную" литературу.

Что же, серьезная литература - это хорошо, если чувствуешь силы -пробуй! Только, пожалуйста, без спекуляций - спекулировать не надо! А Глуховский решил, что читатели - это тот самый пипл, который хавает, поэтому неприкрытая спекуляция - прямой путь к новому успеху. В результате такого спекулятивного смешивания французского с нижегородским - боевой фантастики с психологическими соплями - рождается некий неудобоваримый продукт, который точнее всего смог бы определить бессмертный Пушкин: "не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка".

Действия, ожидаемого читателями, как такового не очень много, если внимательно присмотреться, его нет вовсе, зато безумно много разного рода псевдопереживаний главных героев, которые местами просто неотличимы от Васисуалия Лоханкина из "Золотого телёнка", который терзался вопросом - в чем же сермяжная правда? Получается тягомотно и скучно.

Невнятные, плохо прописанные герои вызывают снова раздражение и даже неприязнь. Блёклой тенью мечется по страницам странная девушка Саша, наигранной загадочностью и напускной угрюмостью пытается произвести впечатление Хантер, претензией на мудрость и эпичность намерен поразить старик Гомер. С Гомером - это смелый авторский ход, ведь давая "летописцу" такое имя, он пытается представить жалкие события, которые описываются во второй книге, неким аналогом Троянской войны. Просто, в новой подземной постакаполиптической истории битва за Тульскую подобна битве за Трою. Но вопрос в том - нужен ли гибнущему анклаву бывшего человечества новый эпос?

Но претензия не у нового Гомера, он-то себе такого имени не давал, претензия у самого Глуховского - он пытается представить свои романы новым постапокалиптическим эпосом. Оттого-то у него между первой и второй книгой нет как таковой сюжетной связи, это две совершенно разные истории, причем, вторая по своему масштабу и сюжетной наполненности не тянет не то что на роман, даже на повесть, по хорошему, это сюжет для рассказа, который романом делает абсолютно необязательная здесь вода, которой автор не жалеет.

В общем, чем ближе я знакомлюсь с успешным писателем Глуховским, тем в большей степени у меня зреет подозрение, что под его личиной скрывается гораздо более успешный графоман.