4

Прозу Яновского я не воспринимаю, хотя, например, замысел «Портативного бессмертия» интересен (чем-то роман перекликается с «Прачечной человеческих душ» Питирима Сорокина, только у того благодаря «умороду» люди приобретают необычные способности, а у Яновского людей нравственно исправляют «лучами»). Но по манере письма – это не мое чтение.
А вот мемуары Яновского довольно интересны, хотя довольно злы и написаны в несколько необычной для эмигрантских воспоминаний манере. Поколение другое, другой круг (и «Круг»). Тем и любопытны.
Русский литературный Париж 1930-х. Апогей и начало конца творческой эмиграции из исторической России. Предчувствие и ожидание новых бед.
Галерея портретов, иногда исполненных несколько мизантропически. Поплавский (по поведению, да и по текстам место ему не хватило в сумасшедшем доме). Фельзен (честный и благородный еврей, погибший от рук нацистов).Г.Федотов (эклектичный публицист, пытался совместить демократию с православием; «крепких» умов в русской среде так и не появилось!). Фондаминский (орговик, много комиссарил, в годы смуты в прямом смысле, был, впрочем, весьма полезен м делал людям хорошее, хотя и не всем). Мережковский с Гиппиус (изображены как карикатурные манекены, Мережковскому-плагиатору автор не мог простить заигрывания с Муссолини и одобрения вторжения немцев в Россию, пусть и советскую). Георгий ИвАнов описан очень зло и представлен монстрообразно, отдается дань стихам, но, скорее всего, поза принята за сущность. Одоевцева упоминается, но всерьез не принимается, а ведь она написала такие наивно-добрые воспоминания, в том числе и о «берегах Сены». Бунин (описан иронично, как элемент отжившей патриархальной среды со стародавними литературными вкусами и эпигоном писателй 19 века, не способный к абстрактному мышлению).
Ну, много есть малоизвестных нашему читателю фамилий, литераторов второго-третьего ряда.
На ком еще стоит остановиться. Краткий набор «философов»: Бердяев с тиком, Шестов, который никого не обидел, европейский Степун, сотрудничавший с немцами Вышеславцев. Все такие «духовные».
Несколько встреч с «дурёхой» Цветаевой. Ехала она в Союз на верную смерть, ее сын-вундеркинд характеризуется отрицательно. Ловкий художник Анненский… Алданов, забиравший под свои бесконечные строки дефицитный листаж. Керенский с Милюковым, последний оказался хорошим издателем.
Грустно все, в общем. Потеряли Родину, а потом не жили, а доживали: чудили, ссорились, ностальгировали, надеялись – напрасно! Впрочем, более молодое поколение эмигрантов в потере России не виновато, оттого их судьбы выглядят еще драматичнее. Большую волю нужно было иметь, чтобы прожить и выстоять горькую эмигрантскую жизнь. Многие падали и ломались, а вот Яновскому удалось удержаться на ногах; уже поэтому его мемуарам стоит отнестись внимательно.