1

Шрёдингер хорошо объясняет, почему на тела разных размеров одни и те же законы физики действуют по-разному. Всё остальное он объясняет из рук вон плохо, сумбурно, или не объясняет вовсе, апеллируя к тому доводу, что «мы не можем здесь это рассматривать подробно, да и вообще никак не должны».

Я абсолютно согласен с тем, что это совсем не научпоп. Популяризацией и не пахнет. Здесь нужно или 1. интересоваться темой, или 2. помнить начала физики, химии и биологии, или 3. врубаться с ходу, осмысливая каждое слово, что невозможно, если отсутствует 1 пункт — интерес к теме. Для меня было адски интересно читать одну половину книги и дьявольски скучно – вторую. Но самое обидное происходило, когда ты только продрался сквозь нудную волну вычислений в словах (где формулы, изложенные на языке математики, были бы гораздо более лаконичны и просты для восприятия), только было уловил мысль, загорелся… как тут снова это его «но этот вопрос мы не можем здесь рассматривать». Помножьте таких случаев на дюжину, а потом ещё на дюжину – и вы поймёте мои муки.

Да ещё всякие вводные. На слух они прекрасно ложатся, будто лекцию слушаешь, а вот при чтении глазами это становится совершенно лишней информацией. Да, меня угораздило прослушать треть книги, прежде чем из-за наплыва словесных вычислений я решил-таки раскрыть глаза на сие творение.

В подобном тексте очень не хватает иллюстраций. Уверен, что это баг хранящегося на флибусте электронного издания, ибо не один раз в тексте присутствует прямое указание: «на рисунке изображено то-то и то-то...», но самого рисунка нет. (Позже я смотрел пдф-ы разных изданий, и везде были иллюстрации). Представляю ужас и непонимание тех, у кого со школьных времен совсем изгладились объяснения принципов наследования доминантных и рецессивных признаков, таблица, в которой все наглядно, в то время как на словах это описание очень громоздко. Шредингер и не заморачивается описывать – «здесь, мол, мы не можем рассматривать этот вопрос». Далеко не отходя от принципов наследования, меня страшно удивило то, что поминая эти принципы, он говорит только о наследовании мутаций (ограничиваясь оговоркой в одном месте, что все нормальные признаки тоже когда-то были мутациями), хотя таким образом наследуются вообще все признаки, и начинать следовало с этого.

А теперь посетую на жизнь, на собственное недомыслие и на судей, не удосужившихся указать в задании, в каком переводе лучше читать это произведение. Ибо здесь это принципиально: оказалось, существует два перевода, и я читал тот, что вовсе неадекватный (Малиновского). Помимо иллюстраций, в нём отсутствовала нумерация параграфов (о есть, их не было вовсе), однако ссылки на «параграф № такой-то» в самом тексте присутствовали постоянно. В переводе Данилова – о чудо расчудесное! – я встречаю те самые формулы, о которых столько мечталось:

Параграф 50. Иногда мутанты менее устойчивы
У нас, конечно, нет оснований ожидать, что мутанты, появляющиеся в экспериментах по скрещиванию и отбираемые для изучения их потомства, все будут проявлять такую же высокую стабильность, ибо они еще не были «испытаны», а если и были, то в диких популяциях оказались «отвергнутыми» из-за слишком высокой мутабельности. Во всяком случае нас совсем не удивляет, что некоторые из этих мутантов обнаруживают более высокую мутабельность, чем нормальные «дикие» гены.
Параграф 51. Температура влияет на неустойчивые гены меньше, чем на устойчивые
Это дает нам возможность проверить нашу формулу мутабельности, которая имеет вид

(Напоминаю, что t — это время ожидания мутации с порогом энергии W.)
Спрашивается, как будет изменяться t в зависимости от температуры. Из предыдущей формулы с хорошим приближением мы легко находим отношение значения t при температуре Т + 10 к значению t при температуре Т:

Поскольку показатель степени в этой формуле отрицателен, отношение, естественно, оказывается меньше единицы.

Однако вот что я прочитал у Малиновского:

Но в отношении мутантов, появляющихся в экспериментах по скрещиванию и отбираемых нами для изучения их потомства, у нас, конечно, нет оснований ожидать, что они все будут проявлять такую же высокую стабильность. Ибо они еще не были «испытаны», а если и были, то в диких популяциях оказались «отвергнутыми» вследствие слишком высокой мутабильности. Во всяком случае, нас совсем не удивляет, что действительно некоторые из этих мутантов обнаруживают более высокую мутабильность, чем нормальные «дикие» гены.
Поскольку показатель отрицателен, отношение, естественно, оказывается меньше единицы.

Какой показатель отрицателен и куда делся целый кусок текста, необходимый для понимания сути – одному богу известно. Пропавший текст у Данилова я выделил жирным.

Да и в целом язык Данилова проще и менее насыщен канцеляритами.
Сказать, что я разочарован и расстроен зазря потраченным временем на чтение «не того» — ничего не сказать.

Но если оборотиться ко второму произведению в книге (их два), то, боюсь, дело обстоит совсем плохо. Вторая повестушка представляет из себя – внезапно – философские рассуждения отца науки. Шредингер почему-то считает, что при расцвете науки никакого искусства не будет. Необычайная узость мышления, как по мне! Думаю, он имел ввиду отвлеченное от науки творчество, корни которого — мифы, легенды и суеверия. Но наслаждение архетипами никуда не девается, и эмоции от чего-то красивого — тоже, даже если человек сугубо научен и понимает, что легенды — это всего лишь легенды.

Я-то, наивный, полагал, что все эти метафизические бредни для меня закончилась на втором курсе... Философия постоянно придумывает оторванные от реальности сказки. Никакой практической пользы для точных наук, действительно познающих мир, они не несут. Под точными науками разумею законы физики, химии, биологии - устройство мира, короче, какое оно было бы и без людей. Система познания мира может быть основана только на логических связях. А не на, извините, софизмах.

В «Анафеме» Стивенсона применяли замечательный принцип: наиболее простая теория наиболее вероятна. Но наши земные философы испокон веку городят горы умствований, а потом отмечают, что некоторые их логические ходы приближают эти умствования к реальности, а не каким-то ещё вымышленным философским системам. Так и Шрёдингер. Меня сильно и неприятно удивляют попытки столь именитого ученого прояснить ещё не решенные на тот момент вопросы относительно работы мозга (то бишь, естественнонаучной темы) с помощью фантазий. Сегодня часть этих вопросов решена, и решена отнюдь не философствующими дядьками, а учёными. Странно, да?

Как и любой маньяк не считает себя маньяком, Шрёдингер высказывает свою метафизику на полном серьёзе, зато чужие философские системы он запросто называет фантазиями. Чтд?