4.5 Обыкновенные исполнители Холокоста

Мужчины из 101-го резервного полицейского батальона стали убийцами, будучи поставлены в подобные условия, но кто на их месте не стал бы?

Автор исследует деятельность резервного полицейского батальона 101 во время Второй мировой. Изучаются релевантные события на территории оккупированной Польши и, насколько это возможно, личности тех, кто принимал в них непосредственное участие. Основной задачей, поставленной руководством перед батальоном, было практическое осуществление т.н. «окончательного решения еврейского вопроса» в Европе. Приводя даты и (часто ориентировочные) цифры, Кристофер Браунинг прослеживает деградацию личного состава подразделения. Из обычных немецких граждан, большинство которых относилось к рабочему и низшему среднему классам, они трансформировались в хладнокровных убийц.
Вначале (the Józefów massacre) многие в 101-м батальоне не стремились быть причастными к уничтожению безоружных людей, старались избежать прямого вовлечения (особенно если речь шла о детях), а некоторые открыто об этом заявляли.

Upon learning of the imminent massacre, Buchmann made clear to Hagen that as a Hamburg businessman and reserve lieutenant, he “would in no case participate in such an action, in which defenseless women and children are shot.” He asked for another assignment.

Однако понадобилось всего несколько месяцев, чтобы участие в облавах на евреев, ликвидациях гетто и массовых убийствах стали для них рутиной. Теперь уже не было недостатка в тех, кто добровольно вызывался выполнять «работу».
Для тех, кто оказался частью резервного батальона, кошмар перестал восприниматься как таковой и стал почти нормой. Восприятие деформировалось, в результате чего «нормальность сама стала крайне ненормальной». Известно, что в силу привычки люди обладают способностью адаптироваться очень ко многому.
Автор, американский историк Холокоста, отмечает параллели между выборами участников эксперимента Милгрэма (описание эксперимента) и поведением батальона. При этом имеются качественные различия. Никакой эксперимент не может воссоздать сложную комбинацию параметров, определяющих действительность, в данном случае реалии нацистского режима.
Важно помнить, что полицейские из 101-го батальона находились в условиях «тотальной войны». Даже без нацистской расистской идеологии, воюющим сторонам присуща дегуманизация противника. Война и пропаганда работали в одном направлении, взаимно усиливая производимый эффект.
Тем не менее серия опытов Милгрэма, вскрывающая некоторые неприглядные особенности человеческой природы, помогает приблизиться к объяснению поступков батальона.
Выявляется стремление людей «подчиняться авторитету» - не из страха наказания, а как результат социализации и эволюции. Большинство отличает желание нравиться другим, особенно тем, чьё мнение считается уважаемым. Тенденция «выглядеть хорошо» в глазах вышестоящих может приводить, как показал Милгрэм, к причинению жестоких страданий совершенно незнакомым людям.
Все мы так или иначе любим получать социальное одобрение. Признание со стороны коллектива в широком смысле этого слова – пластичный обоюдоострый инструмент, который может быть использован как с положительным, так и с отрицательным знаком. Это в первую очередь зависит от принятых в том или ином обществе в конкретный момент времени моральных норм. Если, к примеру, вам довелось быть частью племени каннибалов, то, вполне очевидно, какие поведенческие паттерны будут с высокой вероятностью приветствоваться вами и вашими соплеменниками.
Также известно, что исполнителям было легче подавить какие-либо внутренние протесты, когда им не приходилось самим убивать. В частности, во время организации депортаций еврейского населения в концлагеря они могли позволить себе «не думать» о дальнейшей судьбе переправляемых ими людей.

Для того чтобы внутренне принять действительность, которая резко расходилась с тем, к чему коллектив батальона привык за годы мирной жизни, нужно было её как-то рационализировать и найти оправдание собственным поступкам.
В подобных кейсах идеологическая подложка играет ключевую роль, так как она позволяет индивиду рассматривать своё поведение как шаг на пути достижения благой цели. Но на резервный полицейский батальон 101 влияли и другие факторы, экзогенного и эндогенного происхождения.
На основе протоколов судебных допросов 60-х гг. (когда в ФРГ расследовали деятельность батальона) автор стремится разобраться, как договаривались со своей совестью участники тех трагических событий.
Спустя примерно 20 лет post actum они отвечали на вопросы о том, что ими двигало и был ли у них выбор.

Приведём несколько мотивов, которые кажутся вполне убедительными и человеческими.
Имели место страх показаться трусом, боязнь оказаться в изоляции и нежелание подвести товарищей (если я откажусь, им придётся взять всю «грязную работу» на себя), с которыми они ощущали особую общность (мы одни в чужой враждебной стране).
Многие полицейские говорили, что для них ключевым стимулом было не мнение начальства, а нежелание потерять лицо в глазах сослуживцев (the pressures of conformity).

Опасались также возможных последствий. Однако автор говорит о том, что случаи серьёзного наказания в результате отказа участвовать в массовых расправах над мирными людьми не задокументированы. Следовательно, можно предположить, что те, кто отказывался, ощутимых последствий не несли. Но участники событий об этом не знали и могли искренне опасаться возмездия, если они осмелятся выделиться из стаи.
Как мы знаем, сообщество, или коллектив, оказывает значительное влияние на поведение и устанавливает нравственные стандарты, которые воспринимают большинство его членов. К тому же в тоталитарных государствах XX века у властей получалось заставлять массы верить в своё всесилие и вездесущность. В результате, по всей видимости, понижалось чувство личной ответственности за свои поступки.

Историк, по сути, опровергает концепцию авторитарной личности Теодора Адорно. Браунинг показывает, что нет никаких оснований предполагать, что личный состав 101-го батальона отличался властолюбием, амбициозностью или повышенной склонностью к насилию. Он состоял из не очень молодых мужчин, формирующие годы которых пришлись на донацистскую эпоху (т.е. они знали иные общественные нормы) и которые происходили из социальной среды, по крайней мере первоначально не симпатизирующей нацизму.

Many came from a social milieu that was relatively unreceptive to National Socialism. They knew perfectly well the moral norms of German society before the Nazis. They had earlier standards by which to judge the Nazi policies they were asked to carry out.

Далее Браунинг отмечает, что многие были родом из Гамбурга, имевшего репутацию города Германии, наименее затронутого идеологией национал-социализма.
Все эти аспекты позволили ему прийти к следующему заключению:

These men would not seem to have been a very promising group from which to recruit mass murderers on behalf of the Nazi vision of a racial utopia free of Jews.

Но, наряду с другими факторами, даже небольшая власть, особенно когда её носитель к ней не подготовлен, имеет разлагающий эффект, притом в относительно короткий срок. Если обращаться к художественному материалу на тему «пагубного влияния власти», можно упомянуть фильм «Догвилль» (18+). Там с убийственной ясностью показано, как сложно бывает удержаться в границах гуманности…
Иными словами, независимо от наличия авторитарного потенциала (если допустить релевантность такого определения), в определённых ситуациях большинство индивидов ведёт себя агрессивно по отношению к другим индивидам. В примерах, подобных тем, которые рассматривает Браунинг, не жестокость является исключением, а внятный и реализованный на практике отказ от неё.

Автор считает, что не нужно преувеличивать силу воздействия пропаганды на среднестатистического служащего батальона. Большинство памфлетов и агиток, циркулирующих в этой среде, были в первую очередь адресованы молодым военным в начале их карьеры. По Браунингу, среднестатистический служащий батальона - мужчина средних лет, у которого уже были семья и какая-то гражданская профессия, - нечасто мог ассоциировать себя с образцами из пропагандистских памфлетов. Это, конечно, никак не отменяет факта масштабной манипуляции в Третьем рейхе, но снижает роль внешнего воздействия на коллективное поведение батальона. К тому же в текстах подобной направленности желанной целью, как правило, провозглашалось «Европа, свободная от евреев». Речь не шла непосредственно об убийствах людей.
Аналогично, антисемитские настроения до 1933 года, значение которых иногда преувеличивают, не могут быть достаточно веским аргументом, стоящим за рассматриваемыми в книге поступками.

Подведём итоги. Браунинг на примере одного полицейского батальона показывает, как происходила постепенная деформация сознания. 101-ое подразделение состояло в большинстве своём, как говорит заголовок, из «ordinary men» - обычных людей, незамеченных до этого в правонарушениях.
Микроисторическое исследование показывает, что в случае 101-го батальона ситуационные, социо-культурные и институциональные факторы превалируют над биологическими или психологическими. Дело не в какой-то особенной природе отдельных индивидов, а в рамках, в которые эти индивиды поставлены, и в стандартах морали, которые им навязываются, прямо и косвенно.
Один из важных, хотя и дискуссионных, выводов заключается в том, что в теории человеком, совершающим массовые убийства, может стать практически любой. Никто не может быть уверен, что с ним такого никогда и ни при каких обстоятельствах не случилось бы.
Неудивительно, что не всем нравится такое, пусть и умозрительное, допущение. Вспоминается Оскар Уайльд: «Ненависть девятнадцатого века [читай, многих других веков] к Реализму — это ярость Калибана, увидевшего себя в зеркале».
Отмечу, что существенную часть книги составляют описания совершаемых батальоном зверств. В этой информации нет ничего нового, и, на мой взгляд, по ней можно просто бегло пройтись.

Закончить хочется актуальной цитатой: «Поведение любого человеческого существа - сложнейший феномен. Без сомнения, любой историк, который пытается "объяснить" его, впадает в определённое высокомерие».

P.S. То, что я с интепретацией автора, пусть и с некоторыми оговорками, согласна, думаю, видно из моей высокой (даже слегка завышенной) оценки книги.