4

Начну издалека и не о том. Недавно одна первокурсница объясняла мне свою неготовность к занятию тем, что «загналась», читая сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина. Я долго пыталась у неё выяснить, что именно она имеет в виду. Теперь, вероятно, я смогу её понять, ибо, друзья мои, я «реально загналась», читая «Враги. История любви». Так книга меня ещё не мучила.
Во-первых, я никак не могла предположить, что растиражированное сегодня выражение «зона комфорта» можно отнести к двум годам на сеновале, когда Герман прятался от нацистов. Страх прочно въелся в его кровь, и когда он сам себя в очередной раз загоняет в тупик, то придумывает очередной сеновал. Он ищет его везде, он гадает, как лучше можно было бы в удобном месте устроиться и переждать. Переждать ещё одну бурю, ещё один тайфун, причиной которого он сам и был.
Два года страха сделали его безвольным человеком. Или он уже был таким, а война только просверлила отверстие в душе, и всё с шипентем вырвалось наружу? Возможно, каждая женщина для Германа - своеобразный сеновал, и поэтому он ни одну не может отпустить. И сам от этого несчастлив, и делает несчастными их. И страшно то, что ничего уже не изменить. Он так и не слез с того сеновала.
Не кончилась война и для Маши. Она всё так же кричит по ночам. Она всё так же яростно борется за выживание. Только теперь её собственным концлагерем стали отношения с Германом. Она всякий раз бросается на колючую проволоку их отношений, раздирая душу в кровь. И испытывает от этого какое-то мазохистское удовлетворение. Она всё делает с надрывом: любит, ненавидит, живёт.
То, что происходит с Ядвигой, в очередной раз доказывает, что не бывает любви из благодарности. Обязанный любить, Герман превращает жизнь своей жены в пытку. На что только не идёт полька, оставившая родину, родителей, веру ради спасённого возлюбленного. Как только не изворачивается Герман, придумывая очередную унижающую ложь.
Тамара, наверное, самая мудрая из всех женщин Германа. И природа этой мудрости наводит страх: спаслась от расстрела в яме с трупами, видела смерть собственных детей, выживала в советских лагерях. Но её мудрость не однозначна. И она не отпускает Германа от себя, готовая принять и его, и его жену, и его любовницу.
Всё, что происходит с главными героями, здорово выматывает душу. Просто читать невозможно. Невозможно осознавать, что каждый из них страдает от последствий войны и сам же осмысленно устраивает для себя свой личный концлагерь. Маша, пережившая ложную беременность, с такой жестокостью отзывается о нерождённом ребёнке Ядвиги: пусть оставит, отдаст. Герман вообще против детей, потому как детям не место в мире, где есть нацизм. Он и своих убитых детей не любит вспоминать.
Выматывают вечные метания Германа, его поиски ответа у Бога, перемешанные с жаждой знать, где и сколько мужчин было у его женщин. Два вопроса мучают его: «За что?» и «Сколько?». И последний вопрос обесценивает все философские размышления и выводы, сделанные Германом.
И исход всей этой истории, наверное, закономерен. Я долго спорила сама с собой по поводу финала. Пончалу мне казалось, что гармоничнее было бы оставить Германа живущим на чужой ферме за чужой счёт. Это ведь в его традициях. Он словно обрёл свой сеновал. Но видно и там ему уже невозможно жить.
Книга выматывает. Её трудно читать. Но книга и держит в клещах интереса. Её трудно читать и невозможно бросить. Такие книги очень нужны. Они переворачивают всё в тебе и не дают спокойно спать на мягких подушках.