4 Музыка Андрея Белого. Рондо "Мандро". Allegro ma non troppo

Вариации.

Миф петербургский задолго до Белого был порожден, был порожден с Петербургом практически одновременно. Миф этот много кто пестовал, многие люди возделывали почву его, порождая все новые мифы. Гоголь, которого Белый любил, все уже, в сущности, высказал. Федор Михайлович что-то там тоже писал петербургское, желтое, очень больное, противное. Белый все это собрал и приправил ритмической прозой. И по мостам Петербурга красно-кровавым лучом понеслось домино. Так в один ряд с мифологией древних встал и стоит до сих пор миф петербургский - усилием Пушкина, Гоголя, Белого.

Только обидно за нашу другую столицу - где миф о Москве? Пусть этот город и менее мрачен, и более будто меньше враждебен, как будто бы более русский, исконно-родной. Только мрачности тоже хватает. Каждый город, который крупнее, чем прочие, в среднем, по-своему мрачен. Город можно любить, только он все равно засосет - балабановский немец отлично об этом сказал. Белый, видимо, тоже об этом подумал. И, себе и другим рассказав про чужой для себя Петербург, начал новый миф делать - миф про родную Москву.

Каждый топос Белого - мир паранойи. Будь то морок деревни в "Серебряном голубе", будь то карточный домик больших городов. В переулочках узких гнездятся покрытые шифером домики, выходящие окнами на оживленные улицы, громоздящие туши свои над прогретым булыжником; и скрипуче свои разевают оконные рты. Толпы, толпы народа - по Невскому в Питере, по Земляному в Москве. Ходят-бродят, кружась и немного всегда оборачиваясь - мало ли что. В этом вязком дыму паранойи рождается Миф.

Переулки вливаются в улицы, спят тут и там пятачки. Площадь к площади жмется, себя прикрывая домишками будто бельишком. Время года меняется, пудрой припудрил декабрь. Март размазал по городу тушь и помаду водой. И по городу вьется - нет, не домино, - но чудак. Вьется-кружится, то на ногах, то в тачанках. Наблюдает, урывками слушает чей-то беседы куски - город бдит, город все тараторит и молча не может. Кто же этот, позвольте спросить, пресловутый чудак? Кто из всех персонажей для нас обособливо важен? Тут не важно - тут город, который их всех проглотил. Засосал, как сказал бы опять балабановский немец.

За рефреном рефрен - растекается города песня. Видно почерк того, кто в поэзию музыку внес: даже люди в романе читают "Симфонию" Белого. Вот симфония города - скрип и вздохи Москвы. Заглушила давно (навсегда) человеческий голос - все бегут чудаки и несут свои книжки на ярмарку. И отчетливо слышен в толпе нездоровый мандраж. И прерывисто шепчет профессор безумный: "Мандро".

Был другой мифотворец, что черта со свитой в Москве поселил. Он, конечно, читал - у него тоже кошка представилась шляпочкой. И у Белого черт - седорогий суровый Мандро. Непонятно, чем страшен (возможно пока), но пугает. Непонятно, каков из себя (лишь пока), но смущает ужасно. От такого - бежать переулками, лишь бы не видел. Остается укрыться в подъездах домов, лишь бы только не тронул. Да и слово такое: Ман-дро. Человек, занимавшийся звука значением (да, Белый им занимался), выбрал прекрасное имя: непонятно, каков из себя и чем страшен, но ясно, что - Черт.

Все бегут и бегут чудаки, а над ними - Мандро. Все спешат-поспешают они, а за ними - Москва. Город, вечно горящий и вечно из пепла встающий. Только тучи все гуще и гуще: посмотрим, что дальше.