5

Свершилось! В серии "Классика в вузе" наряду с Пелевиным, Толстой и Франсуазой Саган вышли-таки мемуары Вениамина Каверина. Вышли - и вошли. Вошли в сознание, воспитанное "Двумя капитанами", "Верлиокой" и сказками города Немухина, и плотно, радостно поселились в нём с первой же главы. Глава называется "Засада", но почему-то на память назойливо лезет "мышеловка" из "Трёх мушкетёров". Вот в такую же мышеловку превратили господа чекисты квартиру Юрия Тынянова и его жены Елены (сестры Каверина, заметьте), чтобы поймать третьего литератора - Виктора Шкловского. При начале операции в квартире было пятеро плюс кошка. При окончании - двадцать три человека, в их числе почтальон, нищий, собиравший на церковь, и бурная еврейская дама, которая забыла выключить примус... И кошка. Кончилось всё, как ни странно, благополучно.

- Ну вот что, я снимаю засаду. А ты знаешь, кого мы у тебя искали?
- Я с вами на брудершафт не пил, - ответил Юрий. Комиссар поморгал: очевидно, слово "Брудершафт" слегка его отрезвило.
- Я гимназии не кончал, - покачнувшись, возразил он.
- Очень жаль, - отозвался Юрий.

Вот так "Эпилог" и воспринимается - доля весёлого, водевильного сумбура, доля остроумия, доля интеллигентского критицизма ["Очень жаль!"], доля немухинского бытового волшебства, доля скорби по ушедшим - и надо всеми этими долями тягостная масса, концентрированное тревожное ожидание. Каково это - более тридцати лет провести под грозовыми тучами? Нет, никого из близких, по счастью, не убило молнией. День прожит, и слава Богу. Под тучами гуляли, влюблялись, слушали оперу, ходили в гости и рожали детей. Любовь к ребенку — ведь это же ничего. Это можно. А, кроме того, гостеприимство — это ведь тоже вполне можно. Зачем же вы смотрите на меня так страшно? (Закрывает лицо руками.) [Евгений Шварц. Дракон.]
Потому что это невыносимо читать. Не страшно - Каверин никого не запугивает. Не тошно - Каверин никого не судит. А не-вы-но-си-мо. Как вешался Тынянов, а жена вытащила его из петли, и у него потом был смущённо-виноватый вид, а у неё смущённо-негодующий. Как мой любимый филолог Наум Берковский планомерно довёл до самоубийства моего любимого писателя Л. Добычина. Как сам Каверин носил на Лубянку ходатайство за своего брата Льва, которого обвиняли в отравлении колодцев, и курьерша, забравшая ходатайство, была в штатском и беременная на сносях. Беременная на сносях женщина, вызывающая невыдуманный мистический ужас.
О чём он, "Эпилог"? По мнению самого автора - о теневой стороне нашей литературы. Мне эта сторона кажется по-своему светлой. Талант есть талант, даже если его губят или он сам губит себя, продаваясь за чечевичную похлёбку почестей и материальных благ. Талант есть свет?
И да, дорогие единомышленники, - сколько же всего я не читала! Ничего практически. После "Эпилога" хочется познакомиться со всеми, кто в нём упомянут: прочесть и Лунца, и Эрдмана, и Вс. Иванова, и Шкловского, и Вагинова, и Лидию Чуковскую, и Елизавету Полонскую, и даже Тихонова, Федина и Фадеева, нарисованных, прямо скажем, нелицеприятно. Только вот Кожевникова нимало не хочу читать, ну его многотомные труды в болото. Из имён, из библиотечных формуляров они стали для меня личностями, и в этом главная заслуга "Эпилога". А также непременно, непременно перечитать: Пастернака и Булгакова, Тынянова и Паустовского, Зощенко и Шварца, Твардовского и Олешу.
Подытожить свои впечатления о последней работе Вениамина Каверина могу лишь одним словом: благодарность.