2

Пусть пожилой бомж на обложке не вводит читателей в заблуждение: главный герой - достаточно молодой человек по имени Хаген, оказавшийся на улице после того, как обгадил квартиру знакомого в прямом и переносном смысле слова.

Рассказчик - о жене этого знакомого и о себе:

Она называет меня паразитом. Ну, хорошо — а кто не паразит? В наши дни люди работают только из-за несостоятельности или из-за угрызений совести либо из желания иметь обманчивую уверенность в завтрашнем дне.
Каждый может назвать меня попрошайкой. На здоровье. Одно из ругательств, лишённых всякого значения.

Хаген - своего рода декадент, но в этом нет ничего возвышенного:

В дерьме я кое-что смыслю, да. Об этом мне есть что сказать. Уплетая за обе щёки, я смотрю на дерьмо. Это одинарное стекло пролегает между нами крепостным рвом. Мусор. Отбросы. Грязь. Эти слова больше не наделены для меня зловещим смыслом. Я люблю его. Дерьмо.
Оно — моё царство, там я правитель, там меня терпят, там я подолгу роюсь во флоре отбросов. Моё комическое, моё устрашающее царство. <...>
Дерьмо — это моя сага. Дерьмо повсеместно объявлено смертельным врагом. Его пытаются смести с лица земли. Буржуазия перепугана. И то правда, дерьмо алчно. Но я его сторонник. Защитник отбросов. Адвокат всего гниющего.

Собственно говоря, мне потребовалась изрядная доля терпения для того, чтобы продолжить чтение книги после многократного повторения слова "дерьмо" в различных словосочетаниях. К счастью, эти повторения в итоге надоели и самому автору.

Хаген противен, но не потому, что он бомж, а своим цинизмом и мизантропией, которыми он выделяется даже на фоне своих товарищей из социального дна - они по крайней мере возмущены массовыми убийствами детей, совершёнными неизвестным маньяком.

Поначалу мне этот парень был чуть ли не симпатичен. Само собой разумеется, я ничего не имею против детей, коль уж они родились. Но убийства происходят, публицистически выжариваются — и от скуки уже и я смотрю на диаграммы и отдаю свой голос за кровавую бойню месяца.
На первой странице сегодня поместили, за отсутствием более значительных событий, снимки маленьких жертв — порылись в семейных альбомах. Ах, какие прелестные малыши! Такие трогательные! Такие пухленькие! Такие восхитительные! Фред, Метис и женщины сгрудились вокруг газеты, разглядывают картинки и не могут прийти в себя от расстройства чувств.
Меня всё это оставляет равнодушным. Мне нет до этого дела. Иди Амин таких даже поедал и утверждал, что на вкус они скорее солоноватые. Вольфи однажды сказал, что когда-нибудь мы все, как Иди Амин, начнем пожирать своих детей, потому что ничего другого не будет. Хорошенькое дело, если человечество наклепает себе запас еды! Интересно будет посмотреть на это…

Когда Хаген влюбляется в убежавшую из дома девушку, он становится приятнее и даже в чём-то благороднее, а его мизантропические мысли выглядят напускными. Тем не менее, несмотря на целеустремлённость и романтичность, он остаётся всё таким же прожигателем жизни и не собирается в корне что-то менять.

"Бунта против системы" я в Хагене не увидела. Напротив, психология у героя такая же, как и у представителей "золотой молодёжи" - нет смысла работать, зато можно потусоваться в компании, выпить пива, сходить в клуб... Главное различие в том, что последние получают деньги от богатых родителей (а с возрастом, скорей всего, занимают посты в каких-нибудь компаниях), а Хаген и его товарищи просто воруют и попрошайничают.

Если книг автобиографична и Крауссер, как отмечается в издательской аннотации "о жизни бездомных... знает не понаслышке", то я рада, что он вырвался из этой среды и вступил в ряды тех, кого герой презирал - обычных тружеников "сытого мира", пусть не столь экстравагантного, но несомненно более надёжного.